Новый Гольфстрим - страница 8
— Я автомеханик. Сюда прилетел монтировать опытную тучеобразовательную станцию системы профессора Хаджибаева. Если бы мы сейчас имели тысячу, две тысячи таких станций, мы образовали бы завесы дождей и насытили влагой горячие сухие воздушные массы. Но нужна энергия, много энергии.
— И воды, очень много воды, — в тон ему проговорил Горнов.
— Реки Ахуна Бекмулатова дадут нам нужную воду, — горячо сказал Исатай.
— Едва ли — проговорил Горнов, — при мощности горячих воздушных течений надо иметь очень много воды.
— Но где выход? — снова начал Исатай, видя, что его слова о новых реках не удовлетворили Горнова. — Неужели, овладев атомной энергией, мы не в силах справиться с природой даже на таком маленьком кусочке нашей планеты?
— Я думаю, что выход найдем, — задумчиво сказал Горнов.
Отец и сын
В конце дня Измаил Ахун Бекмулатов приехал домой. Отдохнув с полчаса, он прошел в свой кабинет. За время его отсутствия скопилось много почты. В одну-две минуты он схватывал содержание письма и, сделав пометку: «передать в управление», «размножить для ознакомления», «секретарю», «составить ответ» и проч., укладывал их в ящик. Из Австралии какой-то неизвестный ему инженер делился своими мыслями о применении его способа глубокого бурения в Австралийской пустыне, китайский гидрогеолог, работающий в Гори, спрашивал технический совет, механик из Караганды, приложив к письму чертежи, просил испытать его изобретение. Это письмо Бекмулатов положил в карман своей полотняной блузы. Перед сном он продумает этот чертеж.
Новаторские предложения рабочих и инженеров доставляли Измаилу Ахуну особое удовольствие. В новой смене Бекмулатов как бы видел себя возродившимся и продолжающим любимое дело.
Что не успеют сделать они, старики, доделают эти ребята.
Поездка в пустыню сильно утомила Ахуна. В такие минуты он особенно остро чувствовал приближающийся конец своей жизни.
«Только бы успеть закончить шахту Шестая Комсомольская», — думал он.
На столе, справа, лежала объемистая рукопись — его последний труд. Этот будет закончен, когда из ствола шахты мощные насосы начнут выкачивать охлажденную воду, в пустыне появится первая многоводная река, истоки которой выйдут из глубин земной коры.
Огромного роста, широкоплечий и грузный, Ахун подошел к книжному шкафу. Каждый том его трудов, каждая статья в журнале или хотя бы тоненькая брошюрка были этапами упорной шестилетней борьбы с людьми робкими, боящимися всего нового.
Вот небольшой томик, на переплете которого выгравировано: «Диссертация».
Он, молодой, никому неизвестный гидрогеолог, работающий на изысканиях в пустыне Мира-Кумы, стоит на кафедре. На него устремлены сотни глаз.
Ахун читает: «В земной коре, — в пустотах, трещинах и в грунте имеется около 1400 миллионов кубических километров воды, то есть количество, равное тому, что составляет все моря и океаны земного шара.
Эти запасы природа непрерывно пополняет. В процессе рождения вулканических пород образуются на больших глубинах новые толщи воды. Этой воды, находящейся в земной коре, вполне хватит для орошения всех пустынь. Пройдет немного времени, и человек извлечет эти воды из глубины четырех и более тысяч метров и превратит все пустыни в сочные пастбища, в цветущие сады, в плантации».
Среди слушателей раздались аплодисменты, но профессора, сидевшие в первых рядах, угрюмо молчали.
На чистом листе в конце рукописи рукой Ахуна было написано: «Диссертация признана не ученым трудом, а фантазией. Степень кандидата наук не присуждена». Ахун вспоминает, что было потом.
Он открывает номер давно не существующего журнала, находит статью, отчеркнутую красным карандашом: «Какой-то советский юноша, — напечатано в этой статье, — предлагает рыть в Мира-Кумах шахту для орошения пустыни. Глубина шахты 4–5 тысяч метров. Мы подсчитали, что один кубический метр воды этому юноше обойдется в пять тысяч долларов и созданный им оазис вернет затраченные капиталы, через 1130 лет (если не считать проценты). Пожелаем юноше успеха».
Это было шестьдесят лет тому назад. Бекмулатов только что вступал в ряды мелиораторов.