Новый швейцарский Робинзон - страница 10

стр.

— На это раз, — сказал Фриц, — сознаюсь, что я не придумал бы такого хорошего способа.

— Не мне, дорогой мой, принадлежит честь этого изобретения. Я только припомнил вычитанное мною средство: его употребляют народы, не обладающие ножами.

Фриц захотел узнать, каким образом изготовляются бутылки. — Я понимаю, — сказал он, — что, дав высохнуть тыкве и проделав в ней дыру, можно вынуть из нее мякоть; но как придать этому совершенно круглому плоду более удобную форму? Можно ли сажать его таким образом, чтобы получить горлышко?

Тогда я пояснил ему, что для получения сосуда такой формы, плоды, еще молодые, обвязывают холстом или древесной корой. Вследствие этого, обвязанная часть не может расти, между тем как другие развиваются свободно.

Видя мою успешную работу и Фриц ободрился.

Мы приготовили несколько чашек, которые я выставил на солнце, наполнив их предварительно мелким песком, чтобы кожа тыквы, засыхая, не коробилась слишком сильно. Потом, чтобы захватить эту посуду на обратном пути, мы хорошо заметили место, на котором оставляли ее.

Затем мы продолжали идти, пытаясь вырезать из кусков тыквы ложки. Мы не произвели ничего замечательного; но как ни грубо были сделаны наши ложки, все же они показались нам великолепными в сравнении с неудобными раковинами, которые служили нам накануне.

Фриц от радости прыгал: «Блюда, тарелки, чашки! как мама будет рада! Теперь будет в чем давать нам кушать». Подумав о маленьком Франсуа, он прибавил: — Папа, отыщем маленькую тыкву; наши ложки разорвут ему рот до ушей; я попытаюсь приготовить ему особый прибор.

А как одна хорошая мысль вызывает другую, то Фриц приготовил и две большие чашки для Турки и Билля, которые все еще немного дичились его.

Когда сосуды эти были окончены, Фриц уделил из своей доли сухарей некоторое количество, чтобы приготовить Турке суп со свежей водой. Когда Турка увидел пред собой это соблазнительное кушанье, его большие глаза засверкали удовольствием; он лизал руки Фрицу и с радостью принялся за неожиданный обед. Очевидно, все было забыто.

Проходив еще около трех часов, мы достигли косы, которая выдавалась в море наподобие мыса и на которой возвышался высокий холм. Мы взобрались на него не без труда. С вершины холма взор обнимал большое пространство; но хотя мы смотрели в подзорную трубу, однако не открыли никаких следов ни товарищей по крушению, ни того, чтобы страна была обитаема. В вознаграждение нам представлялась великолепнейшая природа. Под нами блестала зеркальная поверхность моря, спокойного в пространной губе, берега которой были покрыты роскошной растительностью и оканчивались мысом, терявшимся в голубой дали. Это зрелище наполнило бы меня восторгом, если б меня не печалила судьба наших товарищей. Однако, осматривая страну, я все-таки не мог не ценить ее плодородия, обеспечивавшего нашу будущность.

— Отныне, — сказал я, — мы обречены на судьбу одиноких поселенцев. На то воля Божия.

Солнце пекло нас жаркими лучами. Я предложил Фрицу поискать тени в пальмовом лесу, который виднелся невдалеке.

Чтобы достигнуть его, нам пришлось пробираться сквозь тростник до того частый и переплетенный, что он сильно затруднял наше шествие. Так как эта местность казалась мне могущей служить жилищем пресмыкающимся, то для защиты от них я срезал одну из тростей. Едва взял я ее в руку, как почувствовал, что рука моя смочена липкой жидкостью. Я поднес этот сок к губам и убедился, что мы набрели на природную плантацию сахарного тростника. Однако я не сказал об этом Фрицу, желая доставить и ему удовлетворение ценным открытием.

Он шел впереди меня. Я предложил ему срезать и себе трость, которая могла служить против змей гораздо вернейшим оружием, чем пистолеты и ножи. Он исполнил мой совет, и я услышал его восклицающим в совершенном восторге: «Сахарный тростник! сахарный тростник! Какой вкусный сок, чудесный сироп! Как будут довольны мама и маленькие братья! А блаженству лакомки Эрнеста не будет и пределов!»

Он переломил свою трость на несколько частей, чтоб легче выдавливать из нее сок, который он сосал с жадностью. Я побранил бы его за эту страсть лакомиться, если б не догадался, что его мучила жажда, и если б я сам не находил в том же соке громадного наслаждения.