Нравственная философия - страница 12
В «Опытах» есть несколько беглых заметок о часто встречаемом недовольстве своим уделом; большою мудростью проникнут также смысл так называемых незаслуженных страданий. Мы предложим некоторые из них вашему вниманию. Эмерсон один из тех редких людей, которые, умея затронуть живой вопрос, касающийся и волнующий всех, умеет и дать на него возможно удовлетворительный ответ, то есть пригласить нас бросить высокорелигиозный и философский взгляд на непонятные, но несомненно мудрые условия, которым подчинены «скитальцы планеты, покоящейся на преданиях, им и преждевременных, и чуждых».
«То, что мы называем безвестною долею, ничтожною средою, может быть долею и средою, к которой бы с радостью приблизилась поэзия и которую вы сами можете сделать и славною, и завидною: освойтесь только со своим гением и говорите искренно то, что думаете. Несмотря на разницу положения, будем брать пример с царей. Обязанности гостеприимства, семейные связи, думы о смерти и о множестве других предметов озабочивают мысли царей. Да озабочивается ими и всякий царственный, ум: придавать этим вещам все более цены и значения — вот возвышение».
«… Много уходит времени, пока мы узнаем, до чего мы богаты. Мы готовы божиться, что история нашей жизни лишена всякой занимательности: нечего было замечать, не в чем добраться толку. Но годы большого умудрения обращают нас к покинутым воспоминаниям прошедшего; из этого волшебного озера вылавливаем мы то ту, то другую драгоценность и доходим до убеждения, что даже биография этого вертопраха есть только сокращенное истолкование сотни томов всемирной истории».
«…Если наше сердце переполняется восторгом, слушая повествование о твердости души такого-то грека, о величии такого-то римлянина, это знак, что подобные чувства уже сделались доступны нам самим. Дивные образы Перикла, Колумба, Баяра, носясь пред нашим воображением, не доказывают ли нам, до какой степени мы опошляем нашу жизнь без всякой надобности, тогда как, живя всею глубиною жизни, мы украсили бы наши дни великолепием более нежели царским, более нежели патриотическим, присовокупив к тому действия по таким началам, которые касались бы и человечества, и природы во все продолжение нашего существования на земле».
«… Тогда выясняется пред нами обязанность осознать, с первых шагов и от первой ступени лестницы восхождения, что одни предосудительные мнения, по одной своей привычке, все обусловливают временем, местом, пространством, числом. И зачем словам — Греция, Рим, Восток, Италия — так сильно потрясать наш слух? Будем лучше стараться о том, чтобы в нашем, по-видимому, тесном жилище, на нашей еще незнаменитой родине устроить храм, достойный вмещать великих посетителей. Поймем наконец и прочувствуем, что там, где жива душа, туда нисходят и музы, и боги, а не на такое-то место, ознаменованное географическим положением. Этот факт важен! Он основа для вас.
…Старость, время, пространство ничто иное, как мерила, совершенно-противоположные сущности души: Мы доходим до убеждения, что есть молодость, что есть старость — другие, независимые от числа годов нашей жизни. В отношении некоторых идей мы всегда молоды и вечно останемся такими. К этому числу принадлежит идея о красоте всемирной и вечной. Созерцая ее, человек удостоверяется, что она достояние веко» безграничных, а не существования земного…Природа не любит отжавшего и, действительно, одряхление кажется мне одною положительною болезнью: в нем скапливаются они все. Мы называем их разными именами: горячкою, невоздержанием, сумасшествием, идиотизмом, но, заметьте, как в своем характере они сходны с дряхлостью. Они, как и она, любят неподвижность, негу, присвоение всего себе, леность — а не освежающую новизну, не самопожертвование, не порыв, увлекающий вперед Волосы наши седеют, но я не нахожу никакой надобности дряхлеть нам самим. Нет! Сделайте из себя орудие Св. Духа, храните любовь, возделывайте истину, и взор ваш поднимется, морщины разгладятся; вас окрылит еще надежда; вы станете бодры и крепки. Всякий раз, когда мы беседуем с теми, кто выше и лучше нас, мы молодеем, а не старимся.