Нульт: 03: Сигнатура Пакмана - страница 14

Образ #29 — пропасть, бездна, эта чистая гексаграмма состоит из двух триграмм воды; сильные, янские черты словно тонут в слабых, иньских и с этим ничего нельзя поделать, кроме как сцепить зубы и ждать, пока опасность не рассосется сама собой, как вода, в конце концов, уходит в землю. Вайзмана стали мучить неприятные предчувствия. Тот день, и правда, не задался с самого начала. Утром сорвало кран на кухне, днем потек чайник, а к вечеру он промок до нитки под сильным ливнем, но, тем не менее, слегка успокоился, поскольку решил, что достаточно для него воды на день. А ночью перед ним разверзлась настоящая бездна. Вайзмана арестовали.

  Кто-то донес на него. И там не стали долго разбираться — товарищ Сталин требовал жертв, это была последняя, самая жесткая, волна послевоенных чисток. Следствие было коротким. Капитан НКВД на первом же допросе четко обрисовал ситуацию — Вайзман чистосердечно признает свою вину и получает 15 лет. Если не признает, он получает в морду до тех пор, пока не признает и получает все 25, а то и вышку. Поэтому, когда перед Иосифом положили текст, где он сознавался, что находясь в эвакуации на Дальнем Востоке был завербован японской разведкой, получил от их резидента шифровальные книги (приобщенные к делу), и с тех пор непрерывно шпионил, саботировал и готовил теракты, Вайзман не стал изображать героя, и поставил под ним подпись. «Вот и молодец!» — просиял следователь. «Люблю таких!». Его можно было понять — ему тоже надо было выполнять план. Вайзман получил свою пятнашку и был этапирован в Воркуйлаг.

  Все то время, пока Вайзман волочился по этапу, он думал всякие нерадостные мысли. Почему Небо так жестоко обошлось с ним? Что он сделал не так? Ведь он искренне старался не делать ничего дурного. Он всегда, как и положено, благородному мужу, поступал так, как говорила Книга, и полагал, что за это всесильное Дао охранит его от большой беды. Ведь беда приходит только к тем, кто идет против воли Неба, а Небо суть справедливость. И вот сейчас он трясется в наглухо заколоченном вагоне, навстречу своей погибели. Это, вы считаете, справедливо? Сомнения точили душу Иосифа. Может все это банальный самообман? — думал он. С чего вдруг он доверился Книге? С чего, почему… Глупый вопрос. Человек слаб. Он всего лишь жалкая пылинка в вечности, ему нужна поддержка. Иосиф, вот, отыскал эту поддержку в Книге Перемен. Но ведь было то пророчество Чжоу Вана, — спорил Вайзман сам с собой. А было ли? Он ведь мог тогда и ошибиться. Черт их знает, может надо было считать не по лунносолнечному, а по крестьянскому, лунному календарю. А даже если не ошибся…. Кто знает, может Книга работает только в пределах Поднебесной? Может она только для китайцев? Он же еврей, все-таки. Не китаец. Когда Вайзмана доставили в лагерь, в душе у него царил полный раздрай. Он чувствовал, что безнадежно заблудился внутри самого себя. Вайзмана отвели к начальнику лагеря.

  Начальником лагеря был майор НКВД Котов. И он явно находился в жестком запое. Котов обвел Вайзмана мутным взглядом, налил из графина стакан самогона, такого же мутного как его взгляд, выпил, и, сморщившись, понюхал погон. Нашел в стопке папок личное дело Вайзмана, перевернул несколько страниц и брови его поползли вверх.

  - Японский шпион? — удивился он. — Что за хуйня?

  - Меня заставили признать вину, гражданин начальник, — сказал Вайзман.

  Котов раздраженно махнул рукой, мол, не надо мне рассказывать, знаю я, как все это делается.

   — Не в том дело, что ты японский шпион! То есть, конечно, немного странно, что именно японский, у тебя же на роже написано, что ты агент сионизма. Я не понимаю, какого хера тебя к нам определили? Шпионы это не наш профиль!

  Вайзман не понимал.

  Майор Котов встал, и слегка пошатываясь, принялся мерить шагами кабинет.

  - Лагерь для шпионов в двадцати километрах отсюда. Тебя, по всему, должны были туда отправить. Ты по профессии кто?

  - Я математик, гражданин начальник.

  - Во! — кивнул Котов. — И математики, и физики, сука, с химиками, все там. Все как один шпионы — культурная публика, короче говоря. Шарашат себе тихонечко, формулы рисуют. А у меня тут одни блатари!