Ньюгейтская невеста - страница 11
– Это Долли! – радостно воскликнул Даруэнт. – Наконец-то!
Преподобный Хорас закусил губу.
– Друг мой, – неуверенно начал он. – Ваша… э-э… киприда…
– Она не шлюха, если вы это имеете в виду.
– Но ее едва ли можно назвать леди.
– Вы забываете, что Долли актриса. Ей приходится играть леди перед публикой, которая освистала бы самого Кина[35], будь он не в лучшей форме… Красноносый!
– Что, Дик? – с сочувствием отозвался надзиратель.
– У нее золотые, вьющиеся волосы. Она пухленькая и не очень высокая. Ты можешь ощутить ее доброту, как я ощущаю тепло этого фонаря. Она не в состоянии пройти равнодушно мимо слепого нищего или полумертвого бродяги возле театра. У нее карие глаза, в них стоит заглянуть, и ты уже влюбился.
– Прошу прощения, Дик, – смущенно произнес Красноносый, – но это не та леди.
– Не лги! Говорю тебе, это Долли!
– Эта леди действительно очень красивая, не слишком высокая, в шикарном платье и так обмахивается веером, что вот-вот его сломает. У нее каштановые волосы с мелкими локонами. Но ее пасть… прошу прощения, ваше преподобие!… ее рот заперт на замок, как кассовая книга ростовщика. Так что это не та леди, Дик.
Даруэнт, которому с трудом удалось подняться, вновь опустился на солому и погрузился в молчание.
– Вы знакомы с этой леди? – спросил преподобный Хорас.
Даруэнт покачал головой.
– А с джентльменами? – Ординарий посмотрел на Красноносого. – Кто они такие?
– Один из них стервятник, – надзиратель имел в виду адвоката, – по имени Крокит. А другой – сам Джек Бакстоун!
– Боюсь, это ни о чем мне не говорит.
– Сэр Джон Бакстоун! От него лучше держаться подальше, ваше преподобие. – Несмотря на такую характеристику, в хриплом голосе надзирателя звучало невольное восхищение. Нос его покраснел еще сильнее. – Спросите о нем в Ковент-Гарден. Этот джентльмен готов снять сюртук и боксировать с любым грузчиком, заключив пари на кувшин эля. Он девять раз дрался на пистолетах и выходил победителем. Джек Бакстоун всегда получает то, что хочет, кто бы ни пытался его остановить. Предупреждаю вас, сэр, лучше повидайтесь с ним. Это дело…
– Я служу Божьему делу правды и справедливости, – прервал ординарий. – Кто осмелится ему препятствовать?
– Сэр, я только хотел сказать…
– Передайте мои комплименты леди и джентльменам и попросите их подождать, пока им не будет позволено войти.
– Но, сэр…
– Вы слышите меня?
Красноносый быстро отступил, закрыв и заперев железную дверь. Преподобный Хорас прислонился к ней спиной и глубоко вздохнул, глядя на Даруэнта.
– Прежде чем вы продолжите, – его голос дрогнул, – я должен задать вам вопрос. Кто вы?
– В каком смысле?
– В самом прямом. Только не говорите «это не имеет значения» или еще какую-нибудь чушь. Ваша фамилия действительно Даруэнт?
Заключенный почти рассмеялся.
– Теперь да, – ответил он. – Я позаимствовал ее – не без издевки – из титула моего дядюшки, маркиза Даруэнта.
– Маркиза?!
– Черт возьми, падре, не падайте в обморок при упоминании нескольких земляничных листьев на пэрской короне![36] Все люди братья. А что касается титулов… разрази их Бог!
– Я больше не желаю слышать богохульств, сэр! Особенно насчет… – Священник не договорил.
– Особенно насчет знатных имен?
Он был близок к истине. Как и мистер Илайес Крокит, ординарий робел перед знатью. Только что он весьма дерзко говорил надзирателю о ночных визитерах, но теперь его решительности поубавилось. Впрочем, взгляды священника на этот счет, подобно взглядам мистера Крокита и многих других, были вполне искренними.
– Вы сказали мне, сэр, что у вас не нашлось друзей, способных похлопотать за вас на процессе.
– Это правда, падре. А к моему дяде я бы не стал обращаться, даже если бы мне грозило нечто худшее, чем повешение.
– Почему?
– Несколько лет назад мы поссорились. Хотя вина целиком на мне, я до сих пор его ненавижу. Такова человеческая натура.
– Могу я спросить о причине ссоры?
– Я проучился несколько лет в колледже Симона Волхва, в Оксфорде, среди великого множества книг. Но воздух Оксфорда казался мне спертым, и я решил попытать счастья в новых штатах Америки, так как всегда им симпатизировал.