Ньюгейтская невеста - страница 53

Даруэнт посмотрел через стол в глаза преподобного Хораса Коттона. Священник кивнул с таким видом, будто уже давно знал эту часть истории.

Покосившись на Кэролайн, о которой забыли двое других мужчин, Даруэнт увидел, что она сидит опустив голову, опершись локтями о стол и прижав пальцы к ушам. Женщине здесь не следовало находиться.

Что касается письменных столов, то они ассоциировались у Даруэнта только с сэром Джоном Бакстоуном, сидящим за упомянутым изделием из красного дерева, инкрустированным позолотой, у стены в комнате клуба «Уайте». Внезапно эта картина навела его на другие мысли.

– Не припоминаю, чтобы когда-нибудь видел письменный стол в центре комнаты, – сказал Даруэнт. – Он всегда стоит у стены. Кроме, конечно…

– Кроме? – поторопил его мистер Малберри.

– Кроме бухгалтерий и контор. Например, конторы торговца в Сити.

Мистер Малберри поднялся из-за стола.

– Ну так лорд Франсис Орфорд, можно сказать, и был торговцем! – заявил он.

Слабый протест Кэролайн, очевидно шокированной таким предположением, остался незамеченным.

– Торговцем? – переспросил Даруэнт, нисколько не шокированный, но крайне удивленный. – Фрэнк? Чем же он торговал?

Мистер Малберри с усмешкой щелкнул пальцами:

– Этот молодой человек, по вашему же описанию, был настолько скуп, что с трудом мог расстаться даже с пенни. Конечно, денег ему хватало, но он любил их так, как Юпитер девушек, а я – выпивку. У него есть родня в Англии, но его высокомерные родители, боящиеся скандала как черт ладана…

– Кэро… моя жена говорила мне, – пробормотал Даруэнт.

– Его родители уже больше двух лет живут за границей и не могли за ним присматривать. Так что же, по-вашему, он делал? Кем он был?

– Ну и кем же?

– Ростовщиком! – Мистер Малберри так глубоко воткнул нож в кусок говядины, что ручка осталась торчать абсолютно вертикально.

Кэролайн выглядела так, словно он проткнул ножом живую плоть.

– Самая грязная профессия, не так ли? – усмехнулся Малберри. – Во всяком случае, так полагают денди и аристократы мужского и женского пола, которые постоянно занимают деньги, но никогда не признаются, что находятся в долгу и кому должны. Верно, Дик?

– Так я слышал вчера в клубе «Уайте». Но Фрэнк…

– Ай-ай-ай! Какой скандал!

– Мистер Малберри! – негромко, но властно вмешалась Кэролайн. Ее белые точеные пальцы лежали на лакированном красном дереве. Черты лица девушки приняли прежнее, холодно-надменное выражение. – Ваше предположение, сэр, настолько нелепо, что вам лучше нигде его не повторять, чтобы не нарваться на неприятности.

Преподобный Хорас впервые посмотрел ей в глаза.

– А я боюсь, миледи, – возразил он, – что мистер Малберри говорит чистую правду.

– Вы так считаете, мистер Коттон?

– Да, миледи. Потому что я это знаю. – Завершив скромный завтрак, состоящий из говядины, окорока и эля, священник поднялся. – Так трудно, – продолжал он удрученным голосом, который отозвался в ушах Даруэнта эхом ньюгейтских коридоров, – понять, в чем же Божья воля и собственный долг. Помните, лорд Даруэнт, что я сказал вам, когда вы впервые поведали мне вашу историю?

– Вспомнил только сейчас, падре. Ваши слова отдавали могильным холодом. «Другие люди тоже видели вашу призрачную карету, – сказали вы. – И даже ездили в ней».

Капля дождя ударила в окно.

– А что еще я говорил, милорд?

– Дайте подумать… Вы сказали, что живете среди греха и преступлений в Ньюгейте, где даже бедняга, попавший в тюрьму за долги, стучит чашкой о дверь, выпрашивая милостыню… – Даруэнт оборвал фразу. – За долги! – пробормотал он.

– Вот именно! Лорд Франсис Орфорд отправлял своих должников, знатных и нет, в Ньюгейт или Флит[72]. Все они были рыбой в его сетях.

– Право, мистер Коттон! – поднявшись, воскликнула Кэролайн. – Неужели вы думаете, что Фрэнк, будь он таким, каким вы его описываете, осмелился бы показываться в обществе? Что он не превратился бы в презираемого изгоя, если бы его друзья об этом знали?

– Они не знали, миледи.

– Не знали, сэр?

– Это было причиной тайны – черной шелковой маски, которую он надевал, встречаясь с клиентами, фальшивого имени и подписи, которые он использовал, и даже фальшивых зубов, снимаемых, чтобы изменить голос.