Ньювейв - страница 2

Преимущественно сайгоновская тусовка состояла из хиппи, которые по нескольку часов практически недвижимо выстаивали возле своих чашечек кофе. Панкам такое исполнять было сложно, поэтому они подолгу там не задерживались (смеются).

Их как раз можно было встретить в пельменной на Марата, где помимо всего можно было и выпить. Напротив «Сайгона» находился магазин «Зеркала», причем «алкомаршрут» в этом месте смыкался. С Литейного можно было попасть в винно-водочный отдел, а с Невского в бакалею. И магазины на углу были сообщающимися, а неподалеку находился «Гастрит», где продавалась еда, благодаря которой заведение получило именно такое название. В общем, все сходилось на этом пятачке. А поскольку мелочи к тому времени в карманах трудящихся было немало, то просто настрелять можно было немалые суммы. Не выпрашивать, как это делают сейчас бомжи или «аскающие» хиппи, а просто настрелять у отчасти знакомых лиц. Помню, в магазине на Елисеевском продавался коньяк «Камюс», который мы с товарищем решили приобрести для романтического приключения. Коньяк стоил 42 рубля, и для окончательного поражения женской впечатлительности основная сумма у нас уже была. И вот с 9-ти утра настреляли остатки прямо возле входа в заведение, и 84 рубля были торжественно вывалены в виде мелочи на прилавок. Продавщица даже поначалу отказалась эту гору принимать, но нужные слова были найдены, и спектакль состоялся.

Но к чему все это? Наличие концентрированного количества прохиндеев и тунеядцев в одном месте в сжатом виде выдавало подросткам жизненный опыт и возможности, так что детишки стремительно взрослели. А через музыку шло внешнее оформление. Какого плана музыка потреблялась, такой, как сейчас говорят, дресс-код и полагался.

А у меня в 79 году начались годы активного студенчества, битничества и новой информации. При этом стоит, наверное, отметить, что подросток, заточенный под поиск новой информации, к периоду студенчества вырастал в диссидента. Я не имею в виду политику. А именно то внутреннее чувство недоверия к государственному фасаду, порожденное выявленными несоответствиями запостулированного и обнаруженного в реалиях. Недоверие, а возможно и внутренние страхи, стали визитной карточкой 70-х (смеются).

Другой вопрос – что он при этом выбирал. Он мог стать несоглашенцем, или, наоборот, активистом-конформистом. А выразить это можно было только пойдя против течения. В первую очередь высвобождая свободное время. Потому что система того периода была нацелена на то, чтобы лишить человека свободного времени по максимуму, а все профессии, не связанные с физическим трудом, были опутаны союзами, комиссиями, негласными правилами и тотально бюрократизированы. Свободное время предполагалось в пожилом возрасте на дачных грядках с лопатой в руках, когда человек уже ни на что не способен влиять. Эдакий рязановский типаж работающего обезличенного обывателя. Родился целый срез людей, работающих сутки через трое на непрестижных профессиях. И поколение людей, отвечающих на вопросы уклончиво, невнятно, неопределенно, образно и ни о чем. Что в немалой степени отразилось на текстовой составляющей рок-эстрады (смеются).

Реалии того периода были таковы, что если ты на улице спрашивал открыто: «А как ты думаешь или как видишь определенную проблему?» – то люди тушевались и замыкались, подозревая в вопрошающем стукача. Вопросы-то подобные задавались только в двух местах: на тусовках и в милиции, куда забирали маргиналов. Тем более, что многие люди, от которых зависели неформальные события, жили намного лучше относительно советского обывателя.

Здесь стоит развенчать некоторые иллюзии относительно революционности. Революции никогда не зарождаются в трущобах – это иллюзия. Даже бунта не возникнет, а если возникнет, то во главе событий будут стоять люди более состоятельные.

Само открытие Рок-клуба на рубеже 80-х дало достаточный толчок для музыкальной и околомузыкальной среды, которая тут же нарядилась в тоги авангардизма и стала что-то делать, периодически рассыпаясь и собираясь к какие-то компании.