О «безмолвствующем народе» и «социальном взрыве, которого все нет и нет» - страница 4

стр.

. Российский журнал рассказывал в 1847 г. своим читателям: «В Ирландии народ тысячами валится и умирает на улицах»[19]. Энгельс констатировал, что как только Англии вместо ирландской пшеницы понадобился скот, 5 миллионов ирландцев стали «лишними»[20]. Маркс мрачно подсчитывал: «В течение 1855-1866 гг. 1 032 694 ирландца были вытеснены 996 877 головами скота...»[21]

Однако реакция прославленного своим «бунтарством» ирландского народа на столь устрашающую ситуацию была, с точки зрения сегодняшних политических активистов, неадекватной. Попытка восстания под руководством «Ирландской конфедерации» в июле 1848 г. провалилась. Разрозненные волнения весной-летом 1848 г. в разных районах Ирландии были легко подавлены. Преобладающей реакцией ирландцев было не сопротивление, а бегство (считается, что с 1841 по 1901 г. из Ирландии только в США эмигрировало свыше 3 млн чел.)[22] — либо покорная смерть от голода.

Можно вспомнить также, и самое страшное преступление из известных человечеству — уничтожение коренного населения Америки европейцами. По разным подсчетам, в процессе завоевания Америки было истреблено тем или иным способом от 90 до 120 млн человек[23]. Это — крупнейший геноцид в истории человечества. Конечно, истребление населения в ходе (и в результате) завоевания Латинской Америки не то же самое, что организация голода в

Индии или Ирландии: это был растянутый во времени и территориально процесс, а поведение индейцев никак не назовешь фатальным смирением. Но все же очевидно, что и масштабы сопротивления индейцев в целом не соответствовали размерам геноцида против них.

При этом надо иметь в виду, что с завоеванием Америки и установлением, например, в испанских владениях стабильного колониального режима геноцид индейцев не прекратился. Он просто принял другую форму — форму классической эксплуатации. Испанская колониальная администрация разрушила традиционную — общинную — форму хозяйствования, введя принудительный труд на земле (близкий нашей барщине) — «систему энкомьенды». Одновременно была введена «мита» — отработочная система на рудниках. В результате индейское население, например, в вице-королевстве Новая Гранада стало так стремительно вымирать, что это повлекло за собой резкое сокращение доходов казны и побудило испанские власти в начале XVII в. разрешить индейцам Новой Гранады вновь коллективно владеть землей («система ресгуардос»), а в 1729 г. даже издать указ об освобождении индейцев от «миты». Поскольку в Новой Гранаде «мита» отрабатывалась преимущественно на золотых рудниках, понятно, что вымирание индейцев должно было принять тотальный характер, чтобы заставить Мадрид смириться с остановкой работ на золотых копях. В вице-королевстве Перу «мита» отрабатывалась на ртутных, медных, золотых и серебряных шахтах. На ртутных шахтах гибло 100% рабочей силы, на серебряных — 80 из каждых 100 рабочих (впрочем, и остальные 20, отбыв свой срок, возвращались домой умирать)[24]. Считается, что в течение колониального периода на шахтах Перу погибло свыше 8 млн индейцев[25]. В начале завоевания испанцами Перу на территории вице-королевства проживало до 10 млн индейцев, а по данным переписи 90-х гг. XVIII в., их оставалось не более 600 тыс.[26].

Если бы само по себе катастрофическое ухудшение жизненных условий однозначно вело к восстанию, то вся колониальная история Латинской Америки была бы историей одной большой бесконечной партизанской войны. Такой войне благоприятствовали природные условия континента, общинная система, сохранившаяся у индейцев, тот факт, что эксплуататоры были захватчиками и иноземцами, пришлым элементом, не знающим местных условий и плохо к ним приспособленным, а также значительный численный перевес коренного населения и то обстоятельство, что захватчики не понимали местных языков.

Европейское Средневековье вообще было периодом не спорадического, а постоянного голода. Даже Жак Ле Гофф, не склонный, как и все представители школы «Анналов», особенно напирать на экономические и социальные вопросы, вынужден был специально подчеркнуть: «Средневековый Запад — это прежде всего универсум голода, его терзал страх голода и слишком часто сам голод»