О девочке Маше - страница 18

стр.

И вот, когда они говорили про танк, вошла Наташина мама. И с нею Машина мама. Наташина мама сказала:

— Идите обедать. Обед на столе. Но сначала, пожалуйста, вымойте руки.

Все пошли мыть руки, а когда сели за стол, то к супу были поданы вкусные пирожки с капустой. Все девочки съели по три пирожка подряд без передышки, а Вова — тот шесть штук съел. На второе были куриные котлеты, а на третье — сливочный крем, и лучше того крема никогда, наверно, ничего не было. Очень, очень вкусный был крем. Все так наелись, что захотели спать и пошли по домам.

А на прощанье Наташа подарила Маше мишку, очень большого, но, конечно, тоже неживого.

ГЛАВА III

О том, как папа уехал

В этот день, как всегда, Маша пришла в шесть часов из детского сада. Мама была дома. Коля тоже. Кукла Елизавета Петровна сидела на диване рядом с мишкой. В волосах у неё был красный бант, а на шее — белый.

Диван стоял перед зеркалом, и казалось, что мишка и Елизавета Петровна всё время смотрят в зеркало, всё время любуются собою. Кукла Елизавета Петровна, наверно, думает: «Ах, какая я красивая! Я гораздо лучше мишки». А мишка думает: «Здорово я хорош! Далеко кукле до моей красоты». А Ниточка лежит на полу, на ковре, и спит. Все сегодня дома, как всегда.

Мама, конечно, рисовала картинки. Коля строил из железных палочек не то мост, не то подъёмный кран, а радио кричало: «Слушайте, слушайте, слушайте!..»

— Маша, — сказала мама, — что у тебя хорошего в детском саду?

— Всё у нас хорошо, — сказала Маша, — всё хорошо. Только один мальчик зарезался.

— Как — зарезался? — испугалась мама. — Совсем?

— Совсем, — сказала Маша, — с кровью. Он себе кухонным ножиком палец порезал. Так кричал! Прямо жалко было смотреть, когда ему йод на палец лили.

— Это что! — говорит Коля. — У нас в школе лучше было. У нас сегодня одна девочка на улице ворону нашла с подбитым крылом и на урок принесла. И мы этой вороне перевязку делали, а она меня в руку клюнула. Вот, видишь, какой синяк? А потом мы ворону покормили, и теперь она у нас в школе будет жить.

— А у нас, — сказала Маша, — а у нас… — И она не знала, что бы ей сказать такое, чтобы это было интереснее вороны. А потом вдруг вспомнила. — А у нас, — сказала она, — сегодня в младшей группе мышь с мышатками по комнате бегала. Из детей никто не испугался, а руководительница на стол вскочила с ногами.

Так сидели и говорили Коля и Маша, может быть, целых два часа. А мама слушала их и рисовала картинки. Картинки были маленькие, их потом должны были в книжке напечатать. Мама рисовала их красками.

А потом Маша перестала разговаривать с Колей. Она села рядом с мамой и стала смотреть, что мама рисует. Мама нарисовала синюю тучу. Из тучи сверкала молния. Под тучей на земле стоял дом. Шёл сильный дождь. В окно дома высунулась с непокрытой головой какая-то женщина, и глаза у неё были такие, словно она сейчас горько, горько заплачет.

— Мама, — сказала Маша, — почему эта женщина плакать хочет?

— Потому что она ждёт свою дочку. Муж этой женщины ушёл в лес дрова рубить, а дочка, маленькая девочка, ему обед понесла, и вдруг началась гроза. И ветер подул, и дождь полил, и молния засверкала. А муж в лесу, и дочка где-то в лесу. Вот и беспокоится эта женщина, думает — как бы чего с ними не случилось.

Маше стало жалко эту женщину, ещё больше она пожалела её мужа и дочку. Но потом она увидела другую картинку. На ней тоже была туча с молнией, и тот же дом и та же женщина, но она уже не у окна, а у раскрытой двери. Дождь льёт по-прежнему, но она улыбается, потому что видно, как выходит из лесу её муж — дровосек, а на руках у него сидит девочка и машет матери рукой.

— Вот видишь, — говорит мама Маше, — вот они и домой пришли. Сейчас переоденутся, обогреются, поужинают, спать лягут.

А Маша сказала:

— Наш папа тоже что-то долго домой не идёт.

А потом мама кончила рисовать картинки и говорит:

— Маша, давай я тебя нарисую.

— Давай, — отвечала Маша. — Только рисуй недолго, а то мне скучно станет.

И пока мама её рисовала, Маша пела песню:

Гром гремит, блестит гроза,
Дождик льётся наконец.
Я смотрю во все глаза: