О Господи, о Боже мой! - страница 72
Летом наша Вишня ночью, на Глухом, принесла жеребенка Юлика. Этого никто не видел, но когда пришла весть, вся толпа кинулась с ужасным визгом туда. Инвалидов тащили на руках. Жеребенок стоял и моргал ясными глазами. Рыжий, кудрявый, грива и хвост тоже кудрявые. Глазки смотрели, ушки слушали (хотя не стояли еще), хвост отмахивал мух. Все было в большом порядке. В стороне лежала родильная рубашка.
Вишня все сделала сама, сама научила искать черное вымя, сама побила счастливого отца, чтобы не подходил к ребенку слишком близко.
Из моего дневника
Первого сентября я пошла искупаться, так как предшествовал жаркий день. За лето удалось раз пять, не больше, сходить на озеро. Был вечер, все голубое и туманное. Воздух был виден и тоже голубой. На склоне, позеленевшем после первого дождя, на шелковой траве лежал Юлик. Я легла рядом с ним, положила на него голову. Он совсем доверчивый, и Вишня разрешает мне все. Она стояла рядом, мордой целовала. Я разглядывала его, трогала нежные нейлоны на брюшке и на ногах. Смешные мозоли доисторического пальца у него от рождения…
Тысячи и тысячи лет назад вы, лошади, ходили на мягких лапах и были размером со среднюю собачку, на лапах были все пальцы у земли, как положено зверям, на пальцах — коготки. Но раздался Глас — приказ к служению. Вы были благоговейны, услышали и исполнили его. Вы стали расти с каждым поколением, чтобы мог на спину водрузиться всадник (и Пончик, и Георгий Победоносец). Ноги ваши становились чудесно стройными. Один палец случайно взлетел наверх (вот он где — на полметра от земли у Юлика!), а остальные пальцы-когти чудесно собрались в копытце — звонкие копыта арабских скакунов, орловских рысаков и всяких разных бегунов, которые пронеслись по истории людей. Это простое чудо, и из таких чудес — весь мир вокруг.
Мы лежали, пока не стемнело. Я пошла плавать. В темноте потеряла ориентир, долго не могла выплыть к своей одежде, путалась в стеблях ночных кувшинок. Они закрылись — погасли и не светили мне.
Мы строились и, кроме того, все лето косили траву в мечтах о корове. Однако зря мечтали. Один деревенский мужик, которого Налим предложил нам в шоферы и трактористы, в конце сезона угнал наш трактор с косилкой и прибрал к рукам все сено, которое мы насобирали в невероятное лето проливных дождей.
Памятуя о выигранных судах первых лет перестройки, мы попробовали сразиться с вором на поле юридическом. Три года после этого мы судились с ним в судах районном, областном, арбитражном, но ничего не отсудили, только потратились сильно на поездки да на адвокатов. В конце концов судья сказала нам: «Заберите свой иск, иначе вам придется платить все судебные издержки, а дело вам не выиграть. У него связи». Я забрала. Этот деревенский был приятелем Налима, а Налим на посту председателя колхоза Кирова предлагал мне не раз стать по совместительству нашим управляющим. Я отказала, тогда он вместо себя двинул своего дружка. Дружок не простой, а золотой — бывший главный инженер колхоза. При следующем толчке перестроечного землетрясения друг переправил на личный двор Налима большую часть колхозной техники и сам ушел в вольные фермеры не с пустыми руками. У деревни отхватил кусок земли, включающий Прудку. Где теперь купаться деревенским и интернатским детям? Эх, славный был лягушатник с зеленым островком посредине!
Но в тот год было уже не до купания. В октябре девочки косили заиндевелую траву, в ноябре мы собирали граблями то, что просыпалось у колхоза, торопились до снега.
Из моего дневника
Ноябрь сияет, как граненый камень. Два месяца ясное небо, белое солнце. Ночь осыпает звезды — падают до сих пор. Высушили сено. Говорят, кто-то еще косит мерзлые былины. Сейчас –250. Кончаем крыть крышу. Мальчишки с Люсьеном дубеют. Зёмик с Лисиком рифтуют, Игорь, Арсений наверху, там же Сергей с Люсьеном в сверкающей вышине на коньке. Сквозняк как нож.
Машины стихи: