О первых началах - страница 47

.

Далее, эйдос также не является иным материи, поскольку она, со своей стороны, не есть иная ему, он всего лишь не-материя, ибо инако-вость разделяет тождественность, а не саму инаковость, эйдос же и материя никоим образом не тождественны, так как материя, пожалуй, не могла бы быть чем-либо тождественным и, значит, при их соотнесении между собой не возникает никакой инаковости[298]. Следует говорить, что эйдос и материя обособлены друг от друга. Обособленное же обратно обособленному, так что все обособлено от той самой единой природы, в свою очередь также оказывающейся обособленной. Следовательно, эта природа отделена от всего. А каким образом она обрела свойство отдельности? Ведь не благодаря же, в самом деле, чему-то, что стоит ниже ее и что мы называем причиной отделения. Разве она вообще может быть разделена, при том, что это самое разделенное — то именно, что, как мы соглашаемся, совершенно нерасторжимо? Скорее всего, не стоит называть иными друг другу те предметы, в применении к которым не существует некой общей для них инаковости и которые поэтому не обособлены друг от друга, как не следует называть разделенными и те предметы, в применении к которым, помимо разделения и обособления, не существует общей для них вещи и имени, ибо вот эта обособляющая или разделяющая причина не оказывается на равных основаниях взаимно обратной обусловленному ею, обратна же она ему как творящее — возникающему. Ведь обусловленное причиной отделяется от причинствующего, поскольку оно причастно разделяющей причине, так же как и причинствующее некоторым образом отделяется от обусловленного причиной, поскольку производит его на свет и отделяет от себя самого, ибо в том же самом смысле мы не считаем взаимно обратным и сходство изображения с его образцом; то же, что потусторонне всякому обособлению, пожалуй, никогда и никоим образом невозможно было бы называть обособленным, и если даже оно и обособлено, то обособлено не всецело, а обладает неким общим единым. Следовательно, от того мнения, что во втором от первого будет присутствовать именно нечто, мы уже тем самым отказались; если же, как мы говорили, само оно будет находиться как во втором, так и во всем, то, пожалуй, <первое> не будет одновременно и общим, и выделенным,— ведь общее и особенное подразумевает некую отдельность.

38. Что же следует сказать об этих простых и подлинно несомненных знамениях высшей истины[299] и какую оценку им необходимо дать? В самом деле, либо нет ничего следующего за единым и существует только оно, либо даже если за ним следует иное, оно полностью обособлено от него. Пожалуй, это подобно тому, как от низшего можно перейти только к смутному постижению высшего, да и к тому — связанному с родовыми муками, продолжающимися вечно и никогда не способными произвести на свет дитя: их результат заключается именно в них самих[300]. Итак, наподобие того как это происходит в применении к наглядной очевидности таких родовых мук, пусть <единое> будет некоторым образом выделено на основании наинезаметнейшего и менее всего отчетливого побочного определения. При этом я имею в виду самое первое из всех таких определений, почти исчезающее в неопределенности,— так, чтобы казалось, будто второе является силой первого, причем силой, сопряженной с наличным бытием, на что уже намекают некоторые священные тексты[301]. Не иначе как даже если можно было бы придумать среди того, чему по природе положено предшествовать наличному бытию и силе, нечто, более похожее на единое, то и тогда пусть будет сказано, что второе — после него, а оно — превыше следующего за ним, превыше происходящего от него и вообще превосходит его всеми теми видами превосходства, которые только можно было бы измыслить.

А не получается ли, что вслед за вторым в едином на равных основаниях присутствует в числе прочего и самое последнее среди всего и все занимает равное с ним положение? Однако это невозможно, и потому единое если и не отделено в должной мере от второго, то уж от всего-то остального — и тем более от последнего — отделено наверняка. Пожалуй, все сошедшееся вместе: и первое, и промежуточное, и последнее, и даже еще не пребывающее между собой в таком отношении, но именно все вместе взятое как единое, таким же образом соотносится с единым, как обусловленное причиной — с причинствующим. Иной же выход за свои пределы и порядок появляются у всего под действием иных причин; последние также происходят от единого, но возникают как заключенные во всем. Потому-то лишь единое есть причина всего, другое же — это причина иного среди этого самого всего. То же, что единое — начало всего вместе, показывают его совершенство и нераздельность: оно принадлежит одному не более, чем другому, на что указывает и тоска всего как такового по подобной причине. В самом деле, разве не существует изначальной причины всего определенного? Разве она не оказывается причиной всего вместе как именно всего вместе? Если же она существует, то какой еще она могла бы быть, кроме как рассматриваемая сейчас? Скорее всего, она настолько превосходит все, если будет позволено так выразиться, насколько все есть всяческое все, а она есть все в смысле наипростейшего.