О предударных гласных в говоре Москвы XVI века - страница 3

стр.

. Наряду с этим есть все основания считать, что та же гласная е, а не ʼо произносилась на месте предударного ѣ также во время, которое непосредственно предшествовало в Москве победе аканья.

Все это склоняет к признанию, что орфография московских письменных памятников, заменяющая в безударных слогах ѣ через е, отражает пережитое московским говором в первой половине XV в. изменение неударяемой гласной ѣ в е и что в этом говоре не образовалось ёканья с предударным ʼо из ѣ.

Но имел ли вообще ёканье московский говор, т. е. произносилась ли в нем безударная гласная ʼо из е после мягких согласных перед твердыми? Так как говор Москвы XIV — XVI вв. был северный, по своей основе близкий к современным владимиро-поволжским говорам, то, конечно, ёканье с ʼо из е могло быть ему свойственно. Однако та же причина, которая препятствовала возникновению в нем предударного ʼо из ѣ, а именно присущая крупному городскому центру тенденция к стиранию ярких диалектных черт, должна была привести к общей утрате ёканья. Трудно сказать, когда это произошло, но во всяком случае до того, как вокализм Москвы стал акающим.

Образование аканья происходило в Москве тем же путем, что и в других севернорусских говорах в пограничной полосе с южнорусским наречием. В них под воздействием южных акающих говоров безударные слоги редуцировались, а в непосредственно предударном положении гласная о заменялась через а, а гласная е или сохранялась как е, или заменялась через и, если южному говору предударная гласная была чужда. Поэтому в ёкающих говорах образовалось аканье с умеренным яканьем, а в екающих — то же аканье, но с еканьем. То, что окающие говоры с ёканьем возникли именно этим путем, наглядно показывают те из них, которые сохраняют в предударном слоге после мягких согласных этимологическое ʼа. Таков, например, говор с. Тихонова б. Судогодского у. Владимирской губ., где при: не зна́й, фчэра́сь, чэму́, нэда́вно, мэха́ника, чево́, река́, съвэтло́ и: ф пэще́ри, вэли́л, в нэё, сьмея́цца, интэре́сна, стэлю́, беле́й «предударное ʼа (я), по-видимому, сохраняется»: пълчаса́, часо́ф, мясьни́цкъя[9]. Близок к нему говор с. Неприка Борского р‑на Куйбышевской обл., в котором при еканье «этимологическое ʼа сохраняется перед твердыми согласными: прʼала́, пʼатна́, перед мягкими и шипящими — е: нарʼедʼи́, глʼедʼе́ла, прʼивʼежы́, поплешы́»[10]. Судя по данным Атласа говоров к востоку от Москвы, с последним сходны говоры с. Кистенева Б.‑Болдинского р‑на Горьковской обл. (карта №8, нас. п. 475) и с. Чекашева Поляна Ковылкинского р‑на Мордовской АССР (карта №8, нас. п. 731)[11], где, видимо, предударное этимологическое ʼа встречается преимущественно также перед твердыми согласными.

В Москве, когда в ней утвердилось аканье, безударный вокализм после мягких согласных характеризовался еканьем. На это в свое время обратил внимание еще В. А. Богородицкий[12], наблюдения которого были подтверждены позднее в работах К. В. Горшковой[13], П. Я. Черныха[14] и Р. И. Лихтман[15].

П. Я. Черных в своем описании языка Уложения 1649 г. отметил важную деталь московского безударного вокализма, отраженную в памятнике. «Представляет интерес, пишет он, употребление гласного ʼа (я). Вместо ѧ и (….) в неударенном положении в некоторых единичных словах употребляется е, главным образом во втором предударном и заударных слогах (но не в слоге непосредственно предударном)», см.: полоненико́м 5 об. (ср. полонянико́мъ 85), за полоненико́въ 6, полоненикѝ 47 об., на мѣсецъ 71 об., три мѣсецы 212, на три мѣсеца 326 об., трехъ мѣсецовъ 212 об., кормы мѣсечными 258 об., англиченомъ 248, по тысечи 252 об., по пяти́натцети 86, дватцеть, двадцети 182, на привези́ 169 об.[16]

Возможно, что эта же черта отражается и в книге «Ученіе и хитрость ратнаго строенія пѣхотныхъ людей» 1647 г. Правда, исследовавший ее Хр. Станг, основываясь на примерах: извы́чей 199 g, 209 g, 214 g; ѡбы́чей 205 g: двена́тцеть 157 d, мѣсецъ 26 g, 216 g; ты́сечь 24 d, ты́сечи 24 d, ты́сечамъ 26 g; латы́нене 219 g, говорит лишь о «явной тенденции произносить