О приютах и мухах - страница 16

Слева от меня, между моим домом и соседним, вырастает тень. Я замираю на месте, зная, что это мистер Артуэлл. Я слышу, как он шаркает и напевает себе под нос. Он всегда напевает, целыми днями, темы из старых сериалов: 'Шоу Мэри Тайлер Мур', 'Флинстоунов', 'МЭШ'. Но сейчас его пение кажется мне криком банши, призывающим в мир непроглядной тьмы. Я стою, прижавшись к стеклянной двери, мои глаза плотно закрыты, будто я страус, который спрятал голову в песок. Пение приближается.

Я выглядываю одним глазком, совсем чуть-чуть. Мистер Артуэлл выключил кран и теперь стоит возле своего дома, сматывая садовый шланг. Я хватаюсь за ручку двери и сдвигаю ее вбок. Медленно. Если толкать ее слишком резко, она скрипит так громко, что может заглушить пение любых сериальных мотивов. Я толкаю медленно, и она открывается на несколько дюймов. Я чувствую запах мамы и начинаю беспокоиться, что рано или поздно мистер Артуэлл тоже его почувствует. Со скрипом или без — мне нужно забраться внутрь. Я больше не могу стоять на пороге, пока вонь разложения маминого трупа выходит наружу, прямо к моему любопытному соседу. Я сдвигаю дверь рывком и вбегаю внутрь, а потом закрываю ее, вместе с тяжелой занавеской, погружая дом в еще большую темноту.

В панике я наступаю на все, что оставила на полу Ингрид. Но это меня не волнует. Вонь в доме стоит хуже некуда. Я снимаю ботинки. Хочу выбросить их прочь, но представляю мистера Артуэлла, который, напевая музыкальную тему из 'Трое — это компания', прижимается лицом к стеклу и хочет спросить, что случилось с Ингрид и откуда взялась эта вонь.

Постучись в нашу дверь. Мы тебя ждали[6].

Вместо этого я запираю дверь, оставляю туфли на полу и иду к холодильнику взять молока. Но как только берусь за ручку, понимаю: он не работает. Открываю его, и меня сносит волной запаха испортившихся яиц, молока и мяса. Я закрываю дверцу и иду в кладовку, где стоит электрощиток. Там выбило пробки. Я понимаю, что это, должно быть, случилось, когда я напортачил с кондиционером в пятницу. Я включаю электричество, и холодильник оживает. На меня накатывает жажда, и мне срочно нужно что-нибудь выпить. Я знаю, что в холодильнике есть кола, но открывать его снова я не собираюсь. Не сейчас. Я быстро наливаю стакан воды, хватаю из буфета упаковку крекеров и поднимаюсь наверх.

Стены моей комнаты едва спасают от запаха, и то лишь если закрыть дверь и открыть окно. У меня пропадает аппетит, и я кладу крекеры на комод. Я убираю с кровати учебники и усаживаюсь на нее, прислонившись к спинке. Открываю папку, где у меня собраны все слова, которые были на конкурсах за последние два годы. Теперь они стали для меня слишком легкими, поэтому я просто их просматриваю, ненадолго задерживаясь на тех, которые раньше вызывали у меня трудности.

Долженствование.

Велеречивость.

Осведомленность.

Я беру книгу, которую одолжил мне учитель английского. В ней есть списки слов для пятого и шестого класса. Я учил их весь год и уже почти дошел до конца в третий раз. Я знаю в них каждое слово. Если на конкурсе попадется любое слово из тех, что передо мной, я точно отвечу. Конечно, будут и такие, которых здесь нет, но в целом я чувствую себя более чем подготовленным. Я учу слова еще полтора часа. Проговариваю, использую в предложениях, потом закрываю глаза и произношу по буквам.

Я ощущаю слабость, чуть не падаю в обморок, меня тянет дремать. Но прежде чем лечь, я беру несколько ароматических палочек и зажигаю, вставив в подсвечник, который находился в комнате у мамы. Этим палочкам уже несколько лет, они пахнут застарелой ванилью, хотя на упаковке написано: 'Полуночный дождь'. Мама зажигала их по особым случаям, например, когда мы отмечали День благодарения или Пасху и к нам кто-то приходил в гости. Тогда она тоже пила целыми днями, но всегда была хорошо одета. И даже готовила еду.

Я просыпаюсь, хватая ртом воздух. Мне снилось, как я задерживаю дыхание. Мама взобралась по лестнице, по-прежнему не скинув с себя простыню и с руками, застывшими в том же положении, как когда она сидела в кресле. Она поднималась необычайно медленно, стуча ногами сильнее, чем следовало бы, отчего оконное стекло в моей спальне начало дребезжать. Это словно часами продолжалось. А поднявшись, она стала кричать про Ингрид.