О сильных мира того - страница 10

— Пусть не отпирается. Ясно, что все это было им подстроено нарочно. Он подучил собаку таскать грязное белье, чтобы осрамить меня.

Он кричал, а я хохотал…

В самом деле мне было очень смешно.

Я удивлялся сообразительности гордона и тут же об’яснил причину происшедшего: собака ничего не получила за этот вечер, а получить хотела, и стала искать, нет ли чего брошенного, за что можно было рассчитывать иметь подачку. Он нашел брошенное под кроватью белье Смирнова и принес его тому, кто его угощал.

Рассказ о скандале у Смирнова облетел всю Москву. С тех пор мне стали предлагать со всех сторон в дрессировку собак. Тогда и обер-полицеймейстер Огарев отдал мне пару своих горных санбернаров, за что в конце концов не заплатил мне ни копейки, как и прачке, которая мыла ему 25 лет белье и за это получила старую пожарную клячу, околевшую через две недели.

Ведь капиталисты тоже были сильные мира того, а потому я хочу вспомнить в этой книге и мои с ними столкновения. Удачная дрессировка смирновской и огаревских собак заставила меня открыть на Садовой улице в моей квартире, в глубине двора, учреждение, там на двери я навесил дощечку:

«Дрессирую всевозможных животных, специально собак».

И вот ко мне все чаще и чаще стали приводить собак и приносить кошек.

Это очень не нравилось домовладельцу, и он грозил подать на меня мировому, но я не обращал внимания на эти угрозы и делал свое дело.

Я расположился в самой большой комнате квартиры, совершенно без мебели, с прибитым кругом стен линолиумом, с ввинченными в деревянные стены кольцами.

К этим кольцам на цепочке привязывались собаки — ученики. Вспоминается мне характерная сцена.

Я в своем «кабинете». Всю его мебель составляют: маленький письменный столик, два кресла и один стул. В одном углу почти пустой комнаты — клетка с гусем, в другом на цепи козел.

Служащий докладывает мне, что около под'езда остановилась шикарная коляска и из нее вышла какая-то дама.

— Она желает видеть вас, — сказал служащий.

— Меня? Дама? Кто такая и зачем?

— У кучера я узнал, что это купчиха с Плющихи.

— Проси, — сказал я, застегивая тужурку.

Входит дама, шурша шолковыми юбками, окидывает быстрым взглядом комнату, ставит к станку около клетки гуся свой шелковый кружевной зонтик, садится на стул и начинает беспрерывно болтать:

— Это вы известный комедиантщик, который учил огаревских псов? Я много слышала о вас и потому приехала к вам посоветоваться… У меня есть собака — Милорд, это просто прелесть. Душка. Я хочу, чтобы вы непременно, непременно взяли его на воспитание. Если огаревских псов можно было научить, то уж моего Милорда и подавно. Он такой умный, — удивительно. И притом, подумайте, почему мне с моими капиталами не иметь ученую собаку? Неправда ли?

— Я совершенно не знаю, сударыня.

— Ну, все равно. Я-то уж знаю. Я, видите ли, хочу, чтобы мой Милорд был послушен и исполнял все, все, решительно все мои приказания. Это можно, как вы думаете?

— Я совершенно не знаю какие будут приказания…

— Ну, все равно. Я-то знаю. Я вам сейчас все об‘ясню. Слушайте. Например: вот у меня спальня, — рисовала она пальцем на столе, — рядом — дверь в гостинную, из гостинной дверь в маленький корридор, вон там — ванна, а около ванны дверь в кухню; вот я хочу так: — Милорд, — прикажу я своей собаке в спальне, — приведи ко мне Марфушку (Марфушка — это моя горничная), — и Милорд должен побежать в кухню, взять за платье Марфушку и привести ее ко мне. — «Милорд, — скажу я опять, — приведи мне кухарку Степаниду», — и он должен мне тотчас же привести Степаниду.

— Сударыня, — закусывая губы, которые дрожали от смеха, отвечаю я, но для этого мне необходимо иметь вашу Степаниду, вашу Марфушку, вашу спальню, вашу кухню…

Она перебила меня, делая большие глаза:

— Как, а мне сказали, что вы все можете. Какой же вы тогда комедиантщик?

И, раздосадованная, протянула, надув губы:

— Ну, так выучите Милорда хоть ездить на извозчике.

— То-есть, как ездить на извозчике?

— Да так. Веду я это его на цепочке по бульвару, а он вдруг вздумает сесть среди дорожки и я должна стоять около него, потому что его никак не стянешь с места, — собака ведь-во! — показала она выше стола на четверть. А когда пойдет, — уж я его уговариваю, уговариваю дойти до извозчика, чтобы скорее везти домой, а он вдруг заупрямится и тут, — ужасно упрямая собака, — сядет возле самого извозчика, на мостовой — и ни с места. Просто мучение. Приходилось давать свою визитную карточку будочнику, а он скликал народ, чтобы справиться с собакой. Стоят они все вокруг Милорда и тащат, и тащат, как слона какого-нибудь, право, а я сижу на извозчике. Едва-едва втащат к ночи… Она перевела дух и важно добавила: