О таких говорят вполголоса [СИ] - страница 7

Делать больно так же, как Хэ Тянь.

Но сейчас он не может ничего. Только жмурить глаза, почти насильно приоткрывать губы, гореть от того, как медленно и трепетно этот придурок обхватывает горячими ладонями его челюсть, гладит подбородок, а когда Рыжий позволяет его языку скользнуть внутрь, выдыхает беззвучным стоном прямо Рыжему в рот, и это так грязно, что спину продирает болезненной дрожью.

Всего пару секунд, он чувствует себя маленьким мальчиком, закрытым в своей комнате, зажимающим уши руками. Его колотит почти так же, ему страшно почти так же.

И это возвращает его. Прикладывает о пол этой распиздатой квартиры.

Первый удар кулаком в плечо кажется неощутимым, хотя боль вспыхивает глубоко в кости — видимо, сердце слишком сильно колотит, чтобы чувствовать что-то ещё, кроме этого. Второй удар значительно сильнее — Хэ Тянь почти отлетает назад, но успевает выставить локоть, чтобы не приложиться спиной о стену со всей дури.

Рыжий задыхается, прижимая сжатый кулак ко рту. В его взгляде откровенный страх, он чувствует его. Почти ужас.

— Дятел, блядь, — глухо выдыхает, делая шаг назад.

Хэ Тянь тоже тяжело дышит.

Облизывает губы, смотрит, не отрываясь. Поднимает руку и большим пальцем вытирает угол рта. От этого движения диафрагма болезненно поджимается до самой глотки.

Рыжий сжимает оранжевую куртку в руках, хочет сказать что-то ещё, но только головой трясет. На нетвердых ногах проносится мимо и вылетает в коридор.

Яркие лампы бра, как софиты, слепят глаза. Он даже не замечает их. Ничего, кроме горящих губ и загнанного сердца.

Он знает: за ним никто не гонится, но всё равно срывается на бег и бежит.

…У них всё прекрасно.

Хэ Тянь появляется в тот период, когда Рыжий понимает, что ещё немного — и он чокнется.

Его любит каждая шавка этого города примерно так же, как ненавидит Рыжего. Мать готовит ему вкуснейшие обеды, умоляет приходить к ним ежедневно, крепко обнимает на прощание, и Рыжему даже становится немного неудобно. Зато Хэ Тянь каждый раз в полном восторге от этого. Подставляется под руку и довольно прикрывает глаза, когда ему перепадает поглаживание по голове.

Он терпеливо досиживает до конца обеда, помогает матери вымывать посуду, со спокойной улыбкой говорит с ней о школьной программе на этот год, пока идёт в сторону комнаты Рыжего.

Рыжий так сильно закатывает глаза, слушая их, что ему больно. Он уже открыл дверь и ждёт, пока эти двое закончат любезничать. Он сохраняет на лице каменное выражение, хмурится, морщится, использует весь свой арсенал недовольства, стараясь не ежиться от чего-то тёплого и мягкого, разливающегося внутри от наблюдения за ними. Это что-то инородное, незнакомое. Что-то, что появляется от взгляда на ресницы Хэ Тяня или от вида его лица, пока он спит, уронив руку на учебник.

Да, эта пидорастическая херня, кажется, захватывает его в свою трясину. Он сопротивляется, как может, но можно не сопротивляться, когда никто не видит, верно?

Поэтому, после длительных подготовок к экзаменам и изучения осточертевшей мировой истории Рыжий, лежащий с учебником на кровати, косится на Хэ Тяня, сидящего на полу и откинувшего голову на матрас. Он спит, поэтому можно рассматривать его, сколько влезет. Вот тогда он впервые залипает на его ресницы. Тогда же рассматривает почти невидимую родинку около глаза.

Чувствует, как краснеют щёки, пока взгляд опускается по острому кадыку запрокинутой шеи до ключиц, наполовину спрятанных вырезом легкого свитера.