О вреде одежды и пользе обнажения - страница 9

Этот обычай дал жизнь следующему анекдоту:

Центром купального обряда являлось уничтожение чучела, олицетворяющего нечистую силу. Его, или точнее ее, ведьму, сплавляли по воде, сжигали, разрывали на части, что символизировало победу добра над злом. Затем с остатками чучела участники обряда обходили свое селение и после этого устраивали хороводы с песнями, играми и состязаниями.

Особое место в купальском реквизите занимали венки, которые сначала использовались в качестве головных уборов участников действия, а затем — для гадания. По тому, как плыл или тонул венок, судили о продолжительности и успешности дальнейшей жизни. Затем совершалось обязательное ночное купание его участников в водоеме, на берегу которого и происходило действо.

После совместной встречи рассвета все шли собирать росу. Утренняя роса Иванова дня считалась наилучшим «косметическим средством». И, действительно, от Ивановой росы исчезают прыщи и угри, а кожа делается чистой и нежной. Росу использовали и для более прозаических целей — опрыскивали кровати от клопов. После сбора росы праздник возвращался на улицы селения.

Всех, попадавшихся на пути, празднующие обливали водой или грязью. Начинались свалки, озорство, крики и смех, после чего все участники праздника снова бежали купаться обнаженными, но теперь уже при свете дня. Кстати, свобода интимных отношений в этот праздник имела большое практическое значение, так как совместные обнаженные купания, пляски и игры юношей и девушек, естественно, приводили к зачатию детей.

При этом начало беременности приходило в самое благодатное время года при избытке солнечного света и витаминов. Рожденные в начале следующей весны купальные дети продолжали развиваться под солнцем, а к началу их самостоятельного питания наступало время нового урожая. Этот славянский обычай, связанный с совместным обнажением его участников, без особых изменений дошел через века до наших дней и соблюдается практически повсеместно.

То же и с традицией совместных банных процедур. Еще в XVII веке знаменитый путешественник Адам Оле-арии (1603–1671), приехавший в 1633 году в Москву в составе голштинского посольства писал: «Русские могут выносить жар, от которого они делаются красными и изнемогают до того, что уже не в состоянии оставаться в бане. Мужчины и женщины нагие выбегают на улицу и вместе обливаются холодной водой. Зимою же, выбежав во двор, они общей кучей валяются в снегу, растирают им тело, будто мылом, и потом снова идут в баню».

Позднее, попав в Астрахань, Олеарий в своем путевом дневнике отметил, что в местных банях «совсем нагие женщины не стыдились находиться вместе не только со своими близкими, но и с посторонними нагими мужчинами». Своими впечатлениями о посещении тифлисских бань поделился в «Путешествии в Арзрум» А. С. Пушкин. Когда он зашел в банное отделение, то сразу же обратил внимание на большое количество голых женщин разных возрастов.

Поэт отметил, что некоторые из них были изумительно красивы и, будучи обнаженными, нисколько не смущались присутствия мужчин, и даже, наоборот, явно гордились впечатлением, производимым их прекрасными телами на противоположный пол.

Французский писатель Александр Дюма (1802–1870) после посещения городских бань Санкт-Петербурга в 1840 году записал («Учитель фехтования»): «Открыв дверь бани, я остолбенел. Представьте себе человек триста мужчин, женщин и детей, совершенно голых, которые бьют друг друга вениками. Шум, гам, крики. Стыда у них ни малейшего: мужчины моют женщин, женщины — мужчин».

Приведу свидетельство еще одного очевидца — Джакомо Казаковы, посетившего московские бани в 1865 году: «По субботам я ходил вместе с ней (Заирой — секретарем Казаковы — прим. автора) в русские бани, дабы помыться в обществе еще человек сорока, мужчин и женщин, вовсе нагих. Подобное бесстыдство проистекало из чистоты нравов. Я дивился тому, что никто не глазел на Заиру, белую как снег, с черными волосами, еще более подчеркивающими белизну ее обнаженного тела. Она казалась мне ожившей статуей Психеи с виллы Боргезе». По данным историков в первой половине XIX века только в одной Москве было 1500 частных и 70 казенных бань, в которых допускалось совместное мытье мужчин и женщин.