О времени и о себе - страница 9

У бабушки было «Евангелие» в старинном блестящем красивом переплете. Она его читала вслух вечерами. Знала много молитв. Молилась каждое утро и вечер. Молилась о нас, внуках, и – главное – о своих сыновьях.

Уехала от нас бабушка уже после войны, году в 49—50-м, переехала она к своей дочери Анне, у которой в это время были маленькие дети, Мишка и Вовка. Переезд бабушки мы переживали очень тяжело, хоть переезжала она недалеко, на соседний поселок, на Кировку. Мы плакали. Бабушка тоже была расстроена.

И в той семье, мне кажется, у нее не было покоя, хоть жила она у дочери. Тетка Анна была медлительная. Зять – хозяин никакой. Дети непослушные, беззаклишные (как говорила бабушка), они вечно орали, прыгали, везде лезли, ссорились, дрались. У них всегда было холодно, неуютно. В доме шум, гвалт… Мне было очень жалко бабушку.

Умерла Наталья Павловна в 1956 году на 76-ом году. Похоронена на кладбище возле Артёмовской школы №2.

В школу я пошла в 1943 году. Учиться мне нравилось, училась хорошо. Очень нравилась учительница. Она с нами ставила пьесы «Двенадцать месяцев», «Как повяжешь галстук – береги его». Какие-то танцы разучивали. Детство есть детство. И не совсем уж оно было унылое, хоть военное время, конечно, сказывалось. Помню, на какой-то праздник, возможно, на Новый год, нам давали «пироженое». О таких «пироженках» недавно в какой-то передаче вспоминал Олег Табаков, он же мой ровесник. «Пироженка» – это кусочек серого хлеба величиной чуть больше спичечного коробка, а на нем горка сахарного песка, желтенького, шевелящегося.

Зимой сорок третьего произошло нечто необъяснимое, что встревожило маму и бабушку. Поздний вечер. В доме тишина. Мама сидит у стола в прихожке, занимается починкой. Все спят. И вот она видит, что откуда-то из-под печки появилась черная кошка, она медленно подошла к блюдцу с молоком, из которого обычно лакала наша кошка, полакала и исчезла. Наша серая кошка в это время мирно спала на печке. Маму взяла оторопь. Утром эту историю она рассказала бабушке, они долго потом обсуждали эту тему. Были очень взволнованы: решили, что это знак беды (что вскоре и подтвердилось: получили известие о том, что отец пропал без вести). Они все говорили, что это домовой таким образом хотел предупредить о грядущих несчастьях.

А я и сейчас не могу объяснить все это. С улицы кошка не могла попасть, потому что зимой все кошкины ходы были закрыты, завалинки вообще были под снегом. Мама же всегда говорила: «Мне это не поблазнилось. Я слышала, как эта кошка лакала молоко».

Этот год был очень тяжелым для нашей семьи. Лето было дождливое, в огороде стояли лужи, накопали очень мало картошки, ее экономили, тянули до весны. Раз мало картошки, то и того хлеба, что получали по карточкам, не стало хватать. А зарплата у мамы, несмотря на непосильный труд, была совсем небольшая.

Мой брат Анатолий вынужден был оставить учебу (он учился тогда в шестом классе, ему было всего тринадцать лет) и пошел работать на шахту. Бабушка всегда со слезами провожала его на работу. Работал на вентиляторе, потом в механических мастерских. Роба его всегда была промаслена мазутом. Придя с работы, эту робу он оставлял в сенцах. Штаны так и стояли, как он их поставит. Утром опять их надо было надевать. Бабушка вставала ночью и заносила в дом это сооружение, чтобы к утру согрелось. Под эту робу бабушка, конечно, что-то теплое мастерила. Толя был маленький, щупленький, это позволяло ему залезать в какие-то щели в больших механизмах. Мужики в бригаде этим пользовались. И там, где не мог пролезть взрослый мужик, это ловко делал мой брат. Залезет куда-то и, лежа на холодных железяках, что-то там делает. Отвинчивает или, наоборот, завинчивает. Он там и застудил свои почки.

Картошки мало. Помню эпизод. Мы, кажется, с Витей, были у тетки Анны Филипповны (они жили через дом от нас), она нас покормила чем-то и дала три картофелины. Надо было пройти до дома совсем немного. Снег лежал очень глубокий, в снегу узенькая тропинка. Кто-то из нас оступился на этой тропинке и упал в снег. Картофелины вылетели. И мы давай их искать в этом белом глубоком пушистом снегу. Конечно, не нашли. Как мы расстроились!