О всех, забывших радость свою - страница 13

Вдавив окурок в пепельницу и следом выпив рюмку водки, не закусывая, я решил, что хватит с меня на сегодня гуляний и пора уже возвращаться домой. Чужой я на этом празднике жизни.

— Пора мне, Степан. Спасибо за гостеприимство.

— Что уже уходишь? — взволнованно спросил он, обмакивая горбушку хлеба в банке из-под кильки в томате.

— Да, пора. Поздно уже.

— Слушай, я с тобой до магазина, ага? Продышусь заодно.

— Куда ты собрался? — спросил я скептически. — Ты еле на ногах стоишь.

— Ты меня знаешь, я как огурец. Сейчас только приберу со стола. Он взял пустую сковородку и кинул ее в раковину. Звон потряс мои перепонки. Паша несколько раз моргнул сонными глазами.

— Теперь пошли, — сказал Степан.

Пока одевались, подошел Николай, и сказал:

— Брат, ты приходи завтра. Кристина тебя вне очереди обслужит по первому разряду за мой счет. Хорошо, брат?

— Отвали от него… — сорвался Степан.

Николай злобно оскалился.

— Спасибо, но я пока воздержусь, — ответил я, услышав стоны Кристины в зале за закрытой дверью. — Женат. И хотел ему показать кольцо на пальце, но увидел, что кольца нет.

— В одно место засунь себе этот палец, шакал! — уходя к себе в комнату, сказал Николай. — Зря я тебя не зарезал.

— Что ты ему средний палец показываешь, а? — как конь заржал Степан. — Они же не выносят этого.

Видимо, я тоже порядочно напился, что даже не сразу заметил, как показал Николаю средний палец, а не тот, где обручальное кольцо. Оно было на месте. Пронесло. Я выдавил из себя улыбку, словно последнюю зубную пасту. Пора валить отсюда, от греха подальше. Вряд ли что-то тут можно поправить. Все зашло слишком далеко, и даже сам Степан уже наверняка не знает, когда и что пошло не так, хотя это в его стиле — все пускать на самотек. Мне бы со своей жизнью разобраться. Андрей был прав.

Перед самым выходом я махнул на прощание рукой Паше, который задремал за кухонным столом, подложив под голову ладошки. Жаль его, конечно, и мать его тоже жаль.

На улице уже горели фонари, тусклый свет от которых еле-еле пробивался сквозь мерно падающие хлопья снега. Мы, не торопясь, шли по дороге.

— Я хочу скопить денег и уехать из этого проклятого дома, — сказал, ежась от холода, Степан. — Мне все здесь опротивело: все, кто тут когда-то жил, справлял свадьбы, юбилеи, поминки. Тусклый свет в окошке за зеленой шторой у бабки Мани опротивел. Я даже не знаю, жива ли она еще? Мужичье заводское, играющее в домино, опротивело. Качели ржавые опротивели. Тут повсюду смердит, как прокисший квас. Когда-нибудь все равно снесут его, сравняют с землей. Подкоплю денег, продам квартиру и на море — жить, где тепло, где нет затхлости.

— Не переживай. Накопишь и уедешь. Главное, пить завязывай.

Мы подошли к магазину и решили выкурить по сигарете.

— Однажды в детстве мне как-то не спалось из-за ангины, — сказал я. — Так вот, сижу на подоконнике и своими глазами сквозь пелену окна вижу деревянные дома, молоденький тополь и двух влюбленных под ним на лавочке. Говорят, раньше на месте нашего микрорайона была деревня. Потом ее снесли, проложив бульвар и выстроив панельные дома. Тополь у нас во дворе, кстати, после видения почти сразу срезали. Остался лишь пень.

— Ты не пил в тот вечер? — спросил он, все еще шатаясь.

— Смеешься, что ли? Мне лет шесть было от силы.

— Тогда не знаю, — сделав несколько затяжек и кинув сигарету, сказал он. — Пошли. Холодно.

Я тоже свою сигарету выкинул и растер ногой.

Мы, ежась от мороза, быстрей зашли внутрь, взяли корзинку и направились сразу в винно-водочный отдел.

— Помню, как вместо этого супермаркета был обычный гастроном и вон в том углу стоял автомат по продаже томатного сока. Ты брал чистый стакан, бабушка клала в кассу две копейки, и тебе наливали самый вкусный в мире сок.

— А я помню последние автоматы с газированной водой на улице.

— Сейчас они уже на свалках, наверное, ржавеют, — ответил Степан, рассматривая этикетку на бутылке.

Охранник стоял рядом и как бы тоже рассматривал этикетки.

Положив в корзинку бутылку водки, кока-колу, сигареты и несколько бутылок пива, мы пошли на кассу. Охранник уже стоял около входной двери.