Об этом не сообщалось… - страница 14
Оперуполномоченный политрук Иванов всё это записывал в протокол, но с каждой новой строкой всё больше укреплялся в своих подозрениях. Под конец не выдержал:
– Неувязка, Литовченко, получается. С одной стороны, ты, жизнью рискуя, на полуторке против танков пошел, кольцо окружения самолично хотел прорвать, а с другой стороны, с поезда удрал, командира раненого одного бросил, да и тут, в Киеве, два дня комендатуру найти не можешь.
– Так ведь тетка, гражданин начальник. После отца-матери самый близкий человек…
Свои сомнения оперуполномоченный Иванов доложил начальнику отделения батальонному комиссару Коноплеву. Тот молча выслушал подчиненного, просмотрел протокол допроса и оставил его у себя.
В полночь молодого оперработника вызвали к начальнику отдела контрразведки фронта. Иванову пришлось изложить свои соображения здесь ещё раз.
– Ну и к каким ты пришел выводам? – после короткой паузы спросил Якушин.
– Враг он, товарищ бригадный комиссар. Стопроцентный лазутчик. Чует моё сердце.
– А ты не на чувства нажимай, а на факты. Подозрительный он тип – это точно. Но ракетница-то в заводской смазке, нестреляная, не он сигналы подавал, и ранение налицо. Ты сумей его факты своими побить. Если засланный, то очень важно, чтобы он заговорил. Это же первая ласточка новой формации с той стороны. С пылу, что ни на есть, с жару. За ним другие обязательно пойдут. И нам позарез нужно знать, кто его вербовал, где, как, какое задание ему дали. Вот ты и соображай.
– Понимаю, товарищ бригадный комиссар. Так ведь он же, гад, в беспроигрышную играет – и Станислав, и Калуш, и Долина, и Ходоров, и Тарнополь у немцев уже. А штаб и отдел контрразведки армии в полуокружении – третий день связи нет.
– Знаю, Иванов. Но проверить всё-таки нужно. Литовченко должен заговорить. Да, кстати, ты теткой его быстрее поинтересуйся, может, что дельное подскажет.
Но Варвару Кузьминичну Степанко разыскивать не пришлось. Она объявилась сама. Утром пришла в комендатуру и рассказала дежурному обстоятельно и многословно: заявился к ней третьего дня племянник по сёстриной линии, сказался раненым, а сам целыми днями но городу шастает, да ещё с мешком тяжеленным. Говорил, что поедет к себе в Конотоп на излечение – пока припадки от головного ранения не прекратятся. А по её мнению, никакой он не раненый и не припадочный, а самый настоящий дезертир. И дезертир вредный – и ей и соседям уши прожужжал про немцев и про силу их непобедимую. Эту ночь дома не ночевал – не иначе как в Конотоп свой удрал. «Вы его, товарищ командир, обязательно разыщите да всыпьте как следует. Пусть не юлит, когда люди кровь проливают».
Через полчаса Варвара Кузьминична была уже у Иванова, и тут выяснились интересные подробности биографии Литовченко.
Тепло проводив старушку, Иванов доложил о новых обстоятельствах начальникам. Проверку решено было вести по всем направлениям: по Лохвице, где родился Литовченко, Конотопу и Котласу. Сам же Иванов на У-2 вылетел в расположение 12-й армии.
Командование автобата, к которому обратился оперуполномоченный, в целом характеризовало Литовченко положительно: трудолюбивый, дисциплинированный, знающий, – но действительные обстоятельства его исчезновения в корне расходились с показаниями самого задержанного. Сержант Купко привез боеприпасы в танковый полк, а его напарник отстал по дороге.
Был ли Купко тогда ранен? Нет, он погиб три дня спустя, когда вывозил под бомбежкой семьи военнослужащих. Иванову оставалось уточнить, чем занимался Литовченко с 29 июня по 6 июля, когда был задержан. Но на этот вопрос ответ мог дать лишь сам задержанный.
На следующий день Литовченко начал давать показания. Иванов участия не принимал. Уже под самым Киевом их У-2 был обстрелян «мессершмиттом». Он и летчик получили ранения. Но чекист категорически отказался ехать в госпиталь и не сел в санитарную машину до тех пор, пока на аэродром не прибыл батальонный комиссар Коноплев. Данные, которые собрал Иванов, оказались очень ценными. Их предъявили Литовченко, когда он пытался развить легенду в выгодном для себя свете, и теперь он сдался.