Об ораторе - страница 11

стр.

 с тобой, потому и я с ним не так близок, как ему бы хотелось; но в нем много и учености, и изящества, — так и я того же мнения, что никто не вправе зваться оратором, если он не искушен во всех науках, достойных свободного человека; даже если мы и не пользуемся ими непосредственно для речей, то все–таки по словам нашим видно, сведущи мы в них или невежественны. (73) Как при игре в мяч играющие не пользуются настоящими гимнастическими приемами, но самые движения их показывают, учились ли они гимнастике или незнакомы с ней; как при ваянии ясно видно, умеет ли ваятель рисовать или не умеет, хотя при этом ему ничего рисовать и не приходится; так и в наших речах, предназначаемых для судов, сходок и сената, другие науки хотя и не находят себе прямого приложения, но тем не менее ясно, занимался ли говорящий только краснобайским своим ремеслом, или вышел на ораторское поприще, вооруженный всеми благородными науками.

Реплика Сцеволы и ответ Красса (74–79)

 — Я не буду продолжать с тобой борьбы, Красс, — отвечал с улыбкою Сцевола. — Ведь и в этом твоем возражении ты обязан успехом какой–то уловке; ты мне уступил все, что я хотел отобрать у оратора[77], и ты же сам каким–то образом все это опять у меня отнял, чтобы вернуть в собственность оратору. (75) Когда я в бытность претором посетил Родос[78] и сообщил Аполлонию, нашей науки великому наставнику, все то, чему научился у Панэтия, он по обыкновению своему стал презрительно высмеивать философию, и обильные насмешки его были не столько основательны, сколько остроумны. Ты же, напротив, судя по твоей речи, не презираешь ни одной науки или искусства, но считаешь их все спутниками и служителями оратора. (76) Конечно, если кто–нибудь один усвоит их себе все, да еще соединит с ними умение красиво говорить, то я не могу не признать, что человек этот будет необыкновенный и достойный всяческого восхищения. Но если бы такого человека я видел, если бы о таком человеке я слышал, если бы в такого человека я хотя бы верил, то таким человеком был бы, без сомнения, разве что ты сам, так как ты, по моему и общему мнению (не во гнев будь сказано присутствующим), собрал в себе едва ли не все достоинства всех ораторов. (77) А если уж и ты, который знаешь решительно все о делах судебных и государственных, все–таки не владеешь всеми знаниями, присущими твоему оратору, то, право, надо посмотреть, не требуешь ли ты от него больше, чем это возможно и мыслимо.

(78) — Не забудь, — отвечал на это Красс, — ведь я говорил об искусстве оратора, а не о своем собственном. Чему я, в самом деле, учился и что мог знать? Мне пришлось раньше действовать, чем думать; выступления в суде, снискание должностей, управление государством, заступничество за друзей — все это обессилило меня прежде, чем я мог даже помыслить о таких высоких предметах. (79) И все–таки ты во мне находишь столько достоинств, хотя во мне если и были, по твоим словам, какие–то способности, зато уж никак не было ни учености, ни досуга, ни даже страстного рвения к науке. Ну, а что ты скажешь, если найдется кто–нибудь еще более даровитый, да и еще и со всеми теми знаниями, каких у меня не было? Какой превосходный и великий это был бы оратор![79]

Речь Антония о предмете красноречия (80–95)

На это Антоний ответил так: 18. — Все, что ты говоришь, Красс, вполне убедительно; и я, конечно, не сомневаюсь, что человек, знакомый с природой и сущностью всех предметов и наук, гораздо лучше будет вооружен для красноречия. (81) Но, во–первых, это трудно исполнить, особенно при нашем образе жизни и занятий; а во–вторых, должно опасаться и того, как бы это нас не отвлекло от опыта и навыка речей для суда и народа. Дело в том, что хотя философы, о которых ты упоминал, и умеют красиво и с достоинством рассуждать то о природе, то о делах человеческих, однако мне всегда кажется, что говорят они на каком–то другом языке. Самый слог у них какой–то чистенький, улыбчивый, более пригодный для умащенной гимнастики[80], чем для сутолоки наших судов и собраний. (82) Я‑то познакомился с греческой словесностью лишь поздно и поверхностно. Однажды проездом в киликийское наместничество мне случилось на много дней задержаться в Афинах из–за неблагоприятной для плавания погоды