А изредка кричит во все горло, как колумбовский матрос:
«Вижу! Вижу фильм!»
Правда, частенько это ему только мерещится: галлюцинация на почве многолетнего простоя.
Но как же все-таки и где же сценарист может обзавестись режиссером?
Некоторые действуют по знакомству. Жена вспоминает, что у них на работе кассирша Бельмесова будто говорила, что племянник жены ее соседа, некий Славик, — кинорежиссер. Увы, при проверке выясняется, что Славик не кинорежиссер, а киномеханик в клубе стоматологов.
Выдвигается также идея в духе времени — электронная сваха. Вообразите себе: автор сценария накалывает шилом на перфокарте сюжетный заворот и главную мысль. Карту вставляют в щель машины, нажимают кнопку — и через прорезь обратно выскакивают пять карточек с адресами и фамилиями режиссеров, томящихся в поисках чего-нибудь читабельного, отпихнувшись от чего, можно сварганить что-нибудь смотрибельное.
Но вряд ли реально это механизированное сватовство. Слияние режиссерской и сценаристской души — процесс настолько интимный, что технике тут делать нечего. Личное общение, внезапно проклюнувшееся обоюдное доверие, синхронный сердечный трепет — и, как голубая троллейбусная вспышка, таинство зарождения кинофильма.
Так где же должны происходить смотрины и знакомства сценаристов с режиссерами? Может быть, открыть для личных творческих контактов специальный ресторан под вывеской «Свидание муз»? Вместо входящего в моду варьете на возвышении будет сидеть ведущий, он же аукционист. Любой человек с готовым сценарием или с заявкой на оный является в «Свидание муз», чтобы накормить-напоить режиссера и попытаться соблазнить его творческой задумкой.
Видится такая процедура.
На сцену выходит сценарист и объявляет в микрофон:
— Производственная лирика. Молодой инженер любит молодую искусствоведку. Он едет на БАМ. Она отказывается ехать с ним. На БАМе инженер влюбляется в опалубщицу деваху Марусю. Но тут из Москвы приезжает искусствоведка, встревоженная отсутствием писем, и поступает на курсы экскаваторщиц. Сердце инженера разрывается на две половинки. Чтобы избавить его от душевной смуты, опалубщица Маруся уезжает в Москву и поступает на философский факультет МГУ. Котлета по-киевски, сто пятьдесят граммов водки и кофе.
Последняя фраза — прямая апелляция к режиссерским желудкам.
Зал стыдливо отводит глаза и молча курит. Сценарист беспомощно глядит на аукциониста. Аукционист — многоопытнейший киностарик с висячим носом, знающий кино вдоль и поперек от Люмьера до Каплера, шепчет:
— Добавьте что-нибудь остренькое, пикантное!
— В сюжет?! — загорается сценарист.
— Да не в сюжет, в меню!
— Шашлык карский с аджигой, селедка с картошкой, жюльен из дичи, кофе! — кричит в зал несчастный автор. И прибавляет с отчаяния: — С перцем!
Бархатный баритон из зала:
— А что будем пить?
— Коньяк «Мартель» за четвертной! — взвизгивает сценарист. Он играет ва-банк.
— Есть об чем поговорить, — отвечает бархатный.