Обеднённый уран - страница 6

Он налил Тишке усиленную порцию баланды, в которой даже оказалось несколько кусочков говяжьих жил и большая сахарная кость. Пёс, разумеется, всё это охотно съел. А потом что-то опять загрустил, плоско улёгся на бок в тени забора, вытянув лапы, и, если смотреть на него сверху, был очень похож на небольшого игрушечного коня, на котором в детстве качался беззубый Серёжа Захаров, стремительно подвигаясь в лихую кавалерийскую атаку. На голове его, помнится, был тогда красноармейский шлем-будёновка, а в руке пластмассовая сабля.

— Смело мы в бой пойдем!.. — гундосо пропел мужик. — А может, не отдавать тебя, Тихоня? Кто его знает, что за человек-то. Может, он туберкулезник, я слышал, они собачье мясо специально едят…

Но тут же, вспомнив о деньгах, он мотнул головой:

— Не, не похож. Просто понравился ты ему, вот и всё. Вон ты какой хороший-то у нас: здоровый, лохматый, — мужик погладил собачий бок, и Тишка удивленно глянул на него, приподняв голову. — Да и нечего тебе здесь делать, ёптырь.

Мужик встал, отряхнул руки и быстро ушёл, насвистывая себе под нос нечто кавалерийское.

Это странное поведение тюремщика ещё больше укрепило Тишку в мысли, что не за горами какие-то существенные перемены в его жизни. Но всё равно ему было до того плохо, что даже нос сделался сухим, и Тишка почти беспрерывно чесался. Совсем зажрали эти проклятые блохи!..

Прошло несколько долгих дней. Солнышко прибывало и грело все жарче. Высунулась из земли трава. Тишка щипал её свежие побеги, набирая потерянные за зиму витамины. Полетели мухи, бабочки, комары. Природа оживала на глазах. Всё вокруг было свободным, наглым и жадным, всё вокруг плодилось, размножалось и весело пожирало друг друга. И только Тишка уныло сидел на короткой железной цепи. У него была лишь его будка, его миска и очень маленькая надежда на освобождение. И надежда эта всё уменьшалась в размерах.

Но пришел великий день. Тишка понятия не имел о том, что его тюремщик сегодня уже с утра ждет обещанных денег. Шепелявый Серёга раздобыл кусок узкой брезентовой вожжи, сделал новый чистый ошейник, и осталось ещё метра два на поводок. Он вылил на Тишку несколько вёдер тёплой воды, чтобы слегка отмыть его и привести к нормальному собачьему виду. После бани новый ошейник был торжественно натянут на шею пса. Он оказался туговат и еле налез, Тишка едва не остался без ушей. Поводок был пристёгнут к ошейнику стальным карабином, и после этого тюремщик, сделав два шага назад, полюбовался на дело рук своих.

— Вот, теперь не отвертится! Да за такого пса надо было сразу штуку просить… Эй, Тишка-Етишка, ты, случаем, не породистый у нас?

Сухарев пришёл вовремя, как и обещал. Пожал руку мужику, спросил:

— Ну, как там поживает наш Тихон?

— А что с ним будет, жив-здоров и весел! Только тебя и ждёт.

— Ждёт? Ну-ну…

Сухарев прошел к будке, а Тишка и правда уже сидел там на стрёме, радостно помахивая хвостом.

— Здравствуй, Тиша, — сказал Дмитрий Иванович.

И тут Тишка проделал свой фирменный полузабытый трюк — встал на задние лапы, а сложенными передними несколько раз просительно лягнул в воздухе в сторону Сухарева.

— Ай ты, собака такая! — обрадовался Сухарев и принялся всячески трепать и гладить Тишку.

Серёга Захаров, глядя на это, пришёл к выводу, что отдаёт пса в надёжные, добрые руки, да и сам пёс, как видно, очень даже не против.

— Вот и хорошо, — кашлянул он за спиной Сухарева. — Однако, пора мне. задержался я тут с вами.

Сухарев отдал ему обещанные деньги. Потом вытащил из кармана чекушку водки:

— Вот, и это тоже возьми. Премия.

— Ну, спасибо, — сказал Захаров. Он был доволен. — Давай, Тихон, кончилась твоя отсидка. На свободу — с чистой совестью! Счастливо!

Он пересадил Тишку с цепи на заранее приготовленный поводок и передал его в руки Сухарева.

— Держи, хозяин.

Дмитрий Иванович взял поводок, и вдвоём с Тишкой они пошли по дороге.

Тишка впервые за очень долгое время покинул пределы своего заточения, он смотрел вокруг дикими глазами. Однако у него и мысли не было, что его отпустят на свободу совсем.

— Гулять, Тиша! — сказал Сухарев, отцепляя карабин.