Обитель драконов - страница 3
— Сто золотых?
— На каждого, на каждого, разумеется! Конан широко ухмыльнулся и кивнул в сторону своей спутницы:
— Ей, пожалуй, хватит и пятидесяти!
Не удержавшись, Палома прыснула в кулак. Нет, ну каков, а!.. Вслед за ней облегченно засмеялись и остальные купцы. Охранники, до сих пор насупленно молчавшие — опасаясь, должно быть, законных обвинений в трусости, ибо позорно спасовали перед «лесными братьями», — тоже присоединились ко всеобщему веселью.
Ночь завершилась пьяно и весело: Орали песни, покуда не распугали все зверье на пять лиг в окружности. Шатры для ночлега пытались возвести трижды, всей толпой, и всякий раз кто-то перетягивал веревку в свою сторону, или колышки вырывались из земли, криво вбитые нетвердой рукой… так что под конец, плюнув на все, путники улеглись под открытым небом, завернувшись в походные одеяла — благо ночь была ясная и теплая.
Уже проваливаясь в сон, Палома подумала, что забыла спросить киммерийца — обратил ли тот внимание, как странно поглядывал на них младший из купцов, светловолосый паренек лет восемнадцати, в простом черном одеянии… единственный, кто за весь вечер не проронил ни слова. Они даже не узнали, как его зовут. Взгляд у парня был странный — оценивающий и молящий одновременно, — словно ему очень хотелось попросить о чем-то новых знакомых, но он никак не мог решиться.
Ладно, сказала она себе, завтра утром все разъяснится.
Подождем до утра…
На рассвете, когда наемница открыла глаза, бодрствовал лишь единственный охранник, коринфиец, которому по жребию выпала утренняя стража.
— Поспи чуток, если хочешь, — добродушно бросила ему Палома, видя, как слипаются покрасневшие от давешних возлияний глаза парня. — Остальные, держу пари, продрыхнут до полудня — а я пока посижу, подежурю…
Тот с благодарностью кивнул, не тратя лишних слов, и завернулся в одеяло. Вскоре в стройный хор храпящих влился еще один мощный бас.
Девушка хрустко потянулась, всей кожей впитывая прохладный утренний воздух, золотисто-розовый в рассветных лучах, пробивающихся сквозь полог листвы, и влажный от росы. Та-ак… Что может быть приятнее после ночной попойки, чем окунуться в ледяной ручей и погонять себя, упражняясь до седьмого пота — ну, будет, пожалуй, на сегодня!.. Если честно, то приятнее такого времяпрепровождения может быть очень многое — хотя бы выспаться досыта… вон, как Конан дрыхнет, и ничего его не берет, медведя киммерийского. Проснется свежий, как младенчик, готовый и к подвигам, и к новым пирушкам! Но последовать его примеру для Паломы означало бы преступную снисходительность к самой себе, а этого она никак не могла позволить. Больше того, ей словно хотелось наказать себя за что-то…
За что? В чем она была виновата?
Донесшийся из-за спины шорох помешал дальнейшему самокопанию — и слава Митре! Наемница резко обернулась, вскидывая в руке нож.
— Никогда так не подкрадывайся к людям, если хочешь дожить до старости!
Паренек смущенно покраснел — даже макушка зарделась под жидкими светлыми волосами, а веснушки проступили ярко-белыми пятнышками…
— Я… прошу простить меня, медина, я не хотел вас напугать…
— Ты меня не напугал. — Про себя девушка отметила это старомодное обращение — медина — сохранившееся ныне лишь в придворном лэйо. Похоже, она заблуждалась на его счет, и мальчик вовсе не купец. Тогда что он делает с караваном? Она выжидательно уперлась взглядом в парня, предоставляя ему инициативу в разговоре. Хотя… похоже, она догадывалась, о чем он собирается просить ее.
Он растерянно похлопал белесыми ресницами, шевеля губами, словно собирал рассыпавшиеся слова — и наконец выпалил:
— А скажите, медина, вы действительно направляетесь в Бельверус?
Конан вчера сказал об этом торговцам. Те тоже ехали туда — на ежегодную ярмарку, с грузом туранских благовоний, шелков и вендийского серебра; однако на предложение сопровождать караван киммериец ответил вежливым отказом. Увы, месьоры, мы слишком спешим, хотя, нет слов, плата щедрая, и мы были бы рады услужить почтенному Таргаю… Соблазн был велик, но тут он наткнулся на угрожающий взгляд Паломы и покачал головой решительно, хотя и не без сожаления.