Облако Магеллана - страница 12

Головы собравшихся чуть заметно приподнимались навстречу взгляду пилота и чуть заметно же опускались, когда он миновал их, и это напряженное ожидание проходило по залу, как волна. Потом его глаза остановились на мне так упорно, что, сам того не замечая, я встал.

– Ты согласен? – донесся до меня, словно издали, голос Первого астрогатора.

– Согласен, – ответил я, и зал глухо зашумел.

Зорин и Гообар беседовали с астрогаторами; потоки людей спускались сверху, окружали возвышение. Я вышел в пустой, тихий коридор. Во мне не было ни возбуждения, ни гордости, ни радости – ничего. Я шел долго и вдруг остановился: ноги сами принесли меня в фойе концертного зала. Сердце у меня сжалось, я подумал об Анне. Куда она могла пойти? Я приостановился, потом ускорил шаги.

Ближайший лифт поднял меня к саду. Я увидел Анну еще издали: она сидела на траве, густо усеянной незабудками. Раскрытыми ладонями она прикасалась к цветам, словно слепая. Я остановился позади нее.

– Это ты... – негромко произнесла оиа, но не тоном вопроса. Я присел в траве рядом с ней. Со стороны это должно было показаться смешным: двое взрослых людей сидят в траве, как дети.

– Ты был на собрании до конца? – спросила Анна.

– Да.

– Зорин?

– Да.

– И ты?

– Да.

Она молчала.

– Ты слушала потом дома? – спросил я.

– Нет.

– А откуда ты знаешь? Она подняла голову.

– Я так думала. А ты?

– Нет, – удивленно ответил я. Она усмехнулась.

– Ты всегда догадываешься последним.

С лицом у нее делалось что-то странное; я видел, как она старается улыбнуться. Потом она отвернулась, а когда снова взглянула на меня, то была уже вполне спокойна. Вдруг она спросила меня:

– Ты вернешься?

Я быстро приподнялся.

– Дорогая... Я вернусь, конечно, вернусь, но, знаешь, не только я ухожу от тебя... мы оба расходимся в разные стороны.. А ты вернешься? – Я пытался улыбнуться и говорить весело, но Анна осталась серьезной.

– Да, – ответила она. – Я, наверное, вернусь.

– Это хорошо. Она взглянула на меня, ее темные глаза были совсем близко.

Поиски продолжались месяц; обсерватория работала днем и ночью; телетакторы и радарскопы неустанно вглядывались в пространство, и в результате выбор астрогаторов пал на безыменный астероид диаметром около 400 километров, обладавший полем притяжения ничтожным, но совершенно достаточным, чтобы человек мог передвигаться по его поверхности, не опасаясь улететь в пустоту.

«Гея» облетала его в течение двух недель. За это время тектоники убедились, что скала достаточно прочна и может просуществовать еще тысячелетия; вслед за тем на астероид стали перебрасывать машины, строительные материалы и запасы провианта.

Строительные автоматы быстро вгрызались в скалу и сделали в ней два круглых углубления; в одном поместилась сводчатая жилая камера с запасами воздуха, в другом – атомный котел, который должен был снабжать нас теплом и электричеством.

День за днем грузовые ракеты перевозили иа планетоид материалы и части для постройки будущего радарного передатчика. Наконец последние грузы легли на каменистый грунт среди скал.

Мы коротко и просто попрощались с товарищами, сказали близким такие слова, какие говорятся перед краткой разлукой. Когда мы с Зориным, уже в скафандрах, но еще с поднятыми забралами шлемов, сошлись у мостков взлетного пути, на котором уже стояла готовая к старту ракета, из-за колонн выскочила вдруг девочка, обеими руками обнимавшая огромный букет белой сирени, и загородила нам дорогу.

Мы остановились, а девочка, четырехлетняя толстушка с мышиным хвостиком косички и густым румянцем на щечках, подняла букет и подала его Зорину.

– Вот тебе, – сказала она. – А но-гда вернешься, ты будешь опять рассказывать нам сказки?

– Конечно, – ответил Зорин. – Как тебя зовут?

– Магда.

– Кто тебе дал эти цветы?

– Никто, я сама.

Она облегченно вздохнула, видя, как хорошо удалось ей исполнить свой замысел, а потом, заметив приближающихся астрогаторов, умчалась что было духу.

Тер Аконьян, Пендергаст и Ирьола молча пожали нам руки. Зорин первым втиснулся сквозь узкий люк в ракету и протянул руку за букетом, который я ему осторожно подал. Потом я, в свою очередь, спустил ноги в люк.