Облом для властного или Я твой Зайчик [СИ] - страница 4

Я одной рукой подхватила девочку и расцеловала нежные рутинные щечки.

— Привет, мой котёнчик, — ласково, прошептала я, прижимая Настену к себе. — Смотри, что я купила. Круглые голубые глазенки, так похожие на глубокие омуты моей сестры, радостно сверкнули.

— Ура!!! Мама толтик купила! — и понеслась обратно в дом. — Я всем ласкажу!

С ноги девочка распахнула дверь, так что та с глухим стуком шандарахнулась о стену. Следом послышалась ворчливая ругань баб Даши:

— Куды несешься как очумелая?! Настена! Лоб себе расшибешь!

Баба Даша — суровая сельская женщина, воспитавшая двух здоровых мужиков. Характер у нее как кремень — непрошибаемый. От нее похвалы или ласкового слова в жизни не слышала, но в беде не бросит, всегда поможет, а это дороже всех любезностей в мире.

С предыдущими соседями старушка не общалась. Еще лет двадцать назад они крепко повздорили и отгородились глухим, почти пуленепробиваемым забором, чтобы даже пчела с чужого огорода не залетела.

— Ты чего так поздно? — не здороваясь, выдала баб Даша, уперев руки в боки. — Мне твои бандиты весь спинной мозг выгрызли.

В этот вся баб Даша — рычит, ворчит, но еще ни разу не отказалась присмотреть за детьми.

— Опять что-то натворили? — с чрезмерным энтузиазмом поинтересовалась я, заходя на маленькую веранду и тут же меняя парадные кроссовки на драные тапки.

Баб Даша с каменной миной подошла к двухкомфорочной газовой плите, открыла крышку большой кастрюли.

— Вот! Полюбуйся! Я щи зеленые сварила.

Подошла поближе и нос уловил душистый запах свежесваренных щей. Желудок жалобно сжался, слюноотделение усилилось, и я быстро сглотнула.

— М-м-м щи зеленые… — алчно протянула я и зачерпнула половником супчик, намереваясь попробовать.

Поднесла половник к губам и внезапно заметила, что в супе плавает что-то странное… что-то чего в суше точно никак не должно быть.

— Близнецы решили, что в супе не хватает мяса, — буднично поведала баб Даша и отобрала у меня половник. — Так что? Попотчевать тебя супом из дождевых червей? Я старалась.

И сказала как отрезала. Ни один мускул не дрогнул на лице этой мужественной женщины.

— Э-э-э, я как-нибудь воздержусь, — виновато съежилась под осуждающим взглядом баб Даши.

Моя соседка ярая сторонница строгого воспитания. Она всегда ставит мне в вину, что я слишком балую детей. Она наказывает, а я каждый раз их выгораживаю, а после вот таких «сюрпризов» становится всегда и неудобно и стыдно одновременно.

— Баб Даш, — делаю стратегический отвлекающий маневр. — А пойдем чай пить с тортиком.

Женщина хмурит черные без единого седого волоска брови.

— Не переживай, я все сама уберу и щи новые сварю, — тут же заверяю я и тяну ее за рукав халата глубже в дом. — И где эти сорванцы?

Близнецы отбывали строгое наказание. Стояли в разных углах в большой комнате с выключенным телевизором. Киря мирно ковырял пальцем виниловые обои, да так, что подле его ног образовалась белоснежная крошка, а Илья уселся на корточки и усердно отдирал тонкую полоску шпатлевки от плинтуса — не иначе как подкоп для армии муравьев.

Увидев меня в дверях, да еще и с тортиком, мальчишки с дикими воплями кинулись ко мне и повисли как две обезьяны.

— Мама! Мама!

Им уже по семь лет и они достаточно взрослые, чтобы понимать — их настоящая мама умерла, но по-прежнему зовут меня мамой. А у меня каждый раз сердце сжимается. И радостно и больно одновременно. Так я их люблю.

Целую светлые, чуть рыжеватые макушки и, поднимая голову, ловлю полный немого укора взгляд баб Даши.

— Так! — спохватившись, тут же делаю суровое лицо. — Кто из вас испортил бабушкин суш?!

— Это не мы!

— Да, это не мы!

— А кто?! — не дав вставить мне и слова, возмущенно каркает баб Даша.

Минутная заминка. Мальчишки синхронно чешут взлохмаченные шевелюры и Киря находится:

— Барабашка!

— Да, барабашка! — вторит емудовольный находчивостью брата Илья.

— Какой барабашка?! — прифигевше срываюсь на писк я. — Его же не бывает.

Рот Кири потрясенно, словно я только что убила все его детские мечты, приоткрывается и он, выставив палец перед собой, говорит:

— Как не бывает? Ты же говорила, что он на чердаке живет.