Обмен мужьями Правдивая история нестандартной любви - страница 5

Стефан был моей первой любовью… и моим первым оргазмом. Это было в старшей школе, а он приехал из Университета домой на Рождество. Он был взрослый. Он хотел секса. А я никогда не любила отказывать, особенно тем, кого любила. Я смотрела на него снизу вверх в спальне полуразвалившегося дома, в котором мы проводили вечеринки. Его друг валялся пьяным на кровати напротив. Меня это не волновало, потому что в восемнадцать мы бываем чертовски похотливы. Мы занимались любовью в этой комнате, а потом принимали долгие мыльные ванны. Никогда потрескавшаяся плитка не казалась мне столь романтичной, как когда я лежала в ванне напротив него.

Две недели любви, а потом он уехал.

И вот, десять лет спустя, я зарегистрировалась в Фейсбуке. Внезапно, он снова оказался рядом. И мой внутренний подросток проснулся, сверкая ленивым вожделением.

Несколько недель мы переписывались. Эти письма были вполне невинны. Но их регулярность и частота увеличивались, по мере того, как мы писали всё больше и больше. Я обманывала себя, стараясь думать, что это невинный флирт, и он совершенно безвреден, поскольку мы не встречаемся. Но после шести недель виртуального желания, привязанности и шуток, возможность деловой поездки в Лондон унесла прочь всю мою остававшуюся решимость, и я опрометчиво направилась навстречу своей судьбе.

Когда мы встретились тем вечером, я привела с собой подругу… просто на тот случай, что подвергнусь искушению. Мой первый любимый и его сосед по квартире пожарили барбекю, и в воздухе стоял запах канзасского соуса. Вино лилось. Наши пальцы были липкими, разговор танцевал в летнем воздухе, а смех уносился к стенам, окружающим сад. В середине вечера подруга отозвала меня в ванную и спросила: “Ты собираешься трахаться с ним или нет?”

“Нет!” — ответила я слабым голосом. “Я замужем.”

Но это всё было бесполезно. Я хотела. Настолько, что засиделась допоздна, хотя и понимала, что произойдёт. Я была жертвой условий и моей неудовлетворённости моногамией. Я играла во взрослую, но даже не знала, что такое быть взрослой.

Это был не первый раз, когда я была пьяна и любвеобильна: мимолётный поцелуй с однокурсником, когда я закончила бизнес-школу, та неловкость под мостом с моим начальником, когда он провожал меня домой с конференции… Но этот раз, решила я, должен стать последним.

Потому, что я не могла больше отрицать этого. Это не было мимолётно или неловко. Это был секс. А также любовь. Я всё ещё любила Стефана.

Я была поставлена перед фактом, что в моих нынешних отношениях что-то не так. И со мной. Это приключение было намеренно спланировано мной. Я игнорировала все предупреждающие сигналы и вела нашу связь к её итогу, невзирая на риск разрушения всего того, что я любила. Я получила прошлую любовь ценой нынешней. Момент страсти вместо жизни в любви и стабильности.

За те восемь часов, что оставались у меня до возвращения домой, я посоветовалась по телефону с двумя своими лучшими подругами. Восемь часов недостаточно для того, чтоб принять решение, меняющее всю жизнь, но я уже непоправимо изменила её своей изменой.

— Хорошо, ты сделала ошибку, — сказала Линда, — Но если сказать ему, это только бессмысленно ранит его. Ты подтолкнёшь его к немедленным действиям. Ты хочешь развода?

Я не хотела. Но разве не было бы честно дать ему возможность предложить его?

Даже Шарлотта, крайне верящая в честность, пока она соответствует её целям, сказала: “Поверь мне, Луиза, прямо сейчас он не сможет выжить без тебя. Посмотрим логически: у него нет ни карьеры, ни квалификации. Кроме чувства вины по поводу измены, ты будешь чувствовать себя виноватой в том, что бросила его. Или вынудила его бросить тебя.”

Проклятье, если я скажу. Проклятье, если не скажу.

— Я не хочу развода и не хочу причинять ему боль — сказала я. — Но я это уже сделала. Теперь мой выбор состоит в том, добавить ли к этому ложь и риск того, что это раскроется позже или сказать ему сейчас и преодолеть это.

В тот момент я была особенно горда собой, хотя мне, как неверной жене было нечем гордиться. Я изменила. Я предала доверие. Но я провела эти восемь часов, то плача от вины и стыда, то пытаясь укрепить своё решение. Потому что, если что-то ещё могло спасти мою целостность, то это решение не быть лгуньей.