Обнаженные мужчины - страница 54
В пять пятнадцать звонит Сара, и я слышу ее голос в автоответчике.
– Почему вы сегодня опаздываете, мистер Ацидофилус? Я знаю, в каком направлении работает ваш мозг, поэтому спорю на что угодно, что сейчас вы прикованы наручниками к холодильнику. Я проверила дверцу нашего холодильника, чтобы посмотреть, сможешь ли ты каким-то образом удрать, и думаю, что единственный шанс – это отвинтить ручку. Если тебе это не удастся, тогда просто жди, пока вернется домой твоя девушка и придумывай, как получше объяснить ей, почему ты прикован к холодильнику. Сотри потом мое сообщение, потому что кассета не станет уничтожать себя, как в фильме «Миссия: невыполнима», приезжай и проветри мою шерсть. Но не трудись приезжать, если ты притащишь с собой дверцу холодильника. Оно того не стоит.
Я не могу отвинтить ручку холодильника, потому что поместил все отвертки и ножи вне пределов досягаемости.
Шарлотта приходит домой. Войдя в кухню, она смотрит на меня в изумлении, потом приближается, чтобы убедиться, что ей не померещилось.
– Что ты делаешь? – спрашивает она.
– Я на особой диете, в которой используется метод обратной психологии. Согласно этому методу следует приковать себя к холодильнику. Из-за свободы и вседозволенности должно возникнуть чувство отвращения, ведь запретный плод больше не запретен. Девиз таков: «Ты этого хочешь, ты это получил, и теперь ты сыт этим по горло».
– Ты шутишь.
– Нет. А еще там говорится, что этого недостаточно – просто поддаться искушению, нужно приковаться к нему. При этой диете вместо того, чтобы запирать холодильник, нужно приковать к нему себя. Это происходит главным образом в подсознании, ты же знаешь.
– Да, знаю, – говорит она. – Но это какая-то странная психология.
Я прошу ее освободить меня. Она приносит ключ и отпирает наручники. Я подхожу к телефону и стираю сообщение Сары. И вдруг понимаю, что сегодня вечером не навещу Сару, потому что от одного присутствия Шарлотты мне становится стыдно и пробуждается совесть – не говоря уже о том, что это самое присутствие прелюбопытно на меня действует: оно совершенно отбивает у меня охоту заниматься сексом, и это еще мягко сказано.
На следующее утро я сижу на своей кушетке, не сомневаясь, что мне снова захочется увидеть Сару и что мне опять придется приковать себя к холодильнику. И я решаю, что не могу еще один день находиться в цепях, как существо, страдающее бешенством.
Я снимаю трубку и набираю номер Генриетты, зная, что это единственное решение, и не разрешая себе ни на секунду задуматься.
Генриетта отвечает.
– Я должен с вами кое о чем побеседовать, – начинаю я.
– О, да?
– Да.
– Что такое?
– В Диснейленде кое-что произошло.
– В самом деле?
– Да.
– Что же?
– Что-то плохое, из-за чего вы очень расстроитесь. С Сарой случилось что-то плохое.
– Она кажется очень счастливой. Что случилось?
– Я что-то с ней сделал.
– Да?
– Да.
– Что?
– Наверно, в тот момент я был не в своем уме. Должно быть, потерял голову. Мы с ней действительно хорошо ладили. Она была очень мила и нежна со мной, и я потерял над собой контроль. Мы занимались сексом.
– Я знаю. Спасибо вам. Она давно этого хотела. Она в вас влюбилась с самого первого дня, когда увидела вас.
Я отнимаю трубку от уха и пристально смотрю в дырочки динамика. Снова прикладываю к уху и спрашиваю:
– Что вы имеете в виду?
– Не расстраивайтесь из-за этого, Джереми. Вы не сделали ничего плохого.
– Я занимался сексом с вашей одиннадцатилетней дочерью в Диснейленде!
– Не кричите. Это не имеет значения. Я обеими руками – за.
– Почему же вы не сказали мне этого сразу? Вы знали, что я буду чувствовать свою вину и буду жить в кошмаре, ожидая, когда ко мне в дверь постучится полиция, а потом безуспешно пытаясь противостоять возобновляющимся попыткам вашей дочери соблазнить меня. Почему же вы ничего мне не сказали, когда я вернулся?
– Я не хотела беспокоить вас и ставить в неловкое положение, если вы не хотели об этом говорить. Но вы явно хотите об этом побеседовать, и мы непременно это сделаем, но только когда вы успокоитесь. Вы можете прийти ко мне сегодня вечером, и я все объясню.