Обнаженные мужчины - страница 56

стр.

– Я опирался зубом о колпачок своей ручки, – объясняю я, – а она выскользнула и воткнулась мне в нёбо. Сразу же пошла кровь, но я думал, что так быстро глотаю ее, что вы не заметите.

– Ну что же, это простое объяснение, гораздо менее пугающее, нежели я опасалась. Когда я узнала вас поближе, то поняла, что вы мягкий и добрый, и что я предпочла бы, чтобы моя дочь влюбилась именно в вас, а не в кого-нибудь другого. И тем не менее я считала, что ее интерес может угаснуть. По правде говоря, я даже надеялась на это, потому что, хотя для меня совершенно ясно, что Сара должна делать все, что хочет, во мне что-то осталось от тех дней, когда я считала себя слишком юной, чтобы понять, почему детям нельзя жить половой жизнью. Во всяком случае, интерес Сары к вам определенно не угас – он превратился в страсть. К тому времени я свыклась с мыслью, что она решила вас завлечь. Меня беспокоило, что она будет очень разочарована, если вы не ответите на ее чувство. Я была уверена, что вы никогда не сможете ею заинтересоваться, потому что она маленькая и потому что вас интересую я. Я говорила ей это много раз. Я не хотела, чтобы она надеялась понапрасну. Говорила, что ей бы лучше обратить внимание на своего ровесника, но она не сдавалась. И вот тогда у нее возникла идея Диснейленда. Это была ее идея, и она рассуждала как умный, зрелый человек, поэтому и убедила меня отпустить ее с вами.

Чем больше я слушал леди Генриетту, тем больше чувствовал: нет больше ни вины, ни напряженности.

– Сколько лет вам было, когда вам впервые захотелось заняться сексом? – спрашивает она меня.

– Около десяти.

– Сколько лет вам было, когда вы это сделали?

– Двадцать один.

– Было ли ожидание томительным?

– Да.

– Мучительным?

– Да.

– Чтобы не сказать больше?

– Да.

– Могу я зайти так далеко, чтобы назвать это формой пытки?

– Да.

– Детей нужно просвещать, а не держать в неведении. Единственные опасности для них – это беременность и болезнь.

– Я больше не хочу общаться с Сарой, – заключаю я. – Попросите ее перестать мне звонить. Вы можете считать, что не случилось ничего плохого, но я не хочу жить вот так. Я надеялся, что вы положите этому конец. В некотором смысле вы это и сделали. Я никогда больше не смогу делать то, что делал с Сарой, зная, что вы об этом знаете.


Я чувствую себя гораздо лучше, но сознаю, что леди Генриетта уже не нравится мне так, как прежде. Из-за полученной травмы я жажду теперь вернуться к нормальной жизни.

Я прихожу домой. Шарлотта там.

– Ты позвонила моей матери, – обвиняю я ее.

– Ты же сказал, что можно.

– Но ты сказала, что не станешь это делать.

– Я передумала.

– Я тоже, – говорю я. – Полагаю, нам необходимо на некоторое время расстаться. Мне бы хотелось, чтобы ты съехала с моей квартиры. Хочу снова жить один.

– О!

– Я хочу, чтобы ты уехала к завтрашнему вечеру. Сегодня я буду спать на кушетке.


На следующий день я иду за продуктами в супермаркет. Стою возле прилавка с лимонами, глядя на все эти пухлые желтые цитрусовые. Когда я вижу лимоны, у меня возникает к ним родственное чувство, и сейчас, глядя на целую гору лимонов, я ощущаю родство с ними. У меня такое чувство только к лимонам: мы похожи, поскольку полны горечи. Женщина, стоящая рядом со мной, говорит:

– Вы высокий. Не могли бы вы достать для меня коробку с мешками для мусора, вон на той полке?

Я снимаю для нее коробку.

– Большое спасибо. Сегодня вечером я использую эти мешки для мусора для того, чтобы научить свою дочь выбрасывать вещи. Ей одиннадцать лет, и она никогда ничего не выбрасывает. Она очень зрелая для своего возраста, но, конечно, не настолько зрелая, чтобы улечься в постель с мужчиной.

Женщина поворачивается и уходит. Я стою, изумленно глядя ей вслед. Никогда ее прежде не видел.


Придя домой, я спрашиваю Шарлотту:

– Ты посылала свою подругу доставать меня?

– Нет. А что? Кто-то тебя доставал?

– Ко мне подошла незнакомка и заговорила о маленьких девочках и сексе.

– Это твоя совесть наказывает тебя.


В тот же вечер звонит леди Генриетта и приглашает меня к себе завтра вечером.

– Почему вы меня приглашаете? – спрашиваю я.