Обо всём - страница 7
Выбросили нас в километрах десяти от села Коларово, в какой-то заовраженной лесополосе. Для уточнений обстановки скажу, что все мы собирались наспех и, естественно, ни ножей, ни мешков под грибы не захватили (да и откуда у семинариста набор грибника, помилуйте). Зато некоторые братия и сёстры были замечены с молитвословами. Молитва в сборе грибов, как позже выяснилось, дело не последнее.
Для нас с Марго самым страшным в этом путешествии было то, что трава была мокрая, а листва редкая, и это не давало нам возможности пристроить свои недоспавшие тела в какое-нибудь земное углубление и всласть выспаться, пока более послушная братия рыщет в поисках опят и сморчков с груздями. Мы понуро колупали землю носками сапог и категорически не радовались поре, которая очей очарование. Ни грозди рябин, ни капли дождя на тонких ветвях верб и ещё каких-то кустов, ничто нас не радовало. Как всегда хотелось есть и бездельничать в положении «стоя на спине».
В таком грустном и задумчивом виде мы проползли пару километров и умудрились заблудиться. Как и положено — в трёх соснах. Неожиданно лес из смешанного стал хвойным. И каким-то страшным. Перед нашими сонными очами разверзлась та самая «сказочная тайга», про которую из каждой подворотни красиво пела группа «Агата Кристи». На земле — ни травинки, ни былинки, только перегнившая чёрная-пречёрная хвоя. Мрачные ёлки с лапами-вертолётными лопастями, осыпавшиеся лиственницы и темень, хоть глаз коли. И тишина, естественно. Которая звенящая. Кедровая такая.
— Марго… Где мы? Зачем мы… Мы тут зачем? Где все?
— Грибочушки, грибцы собираем, сестрица, — клацая зубами прокаркала армстронговским баритоном Ритуза.
— Аааааааа!
— Ооооооооо!
— Бежим, Меньшикова, бежим!
— Куда?! Ааааааа…
Под каждой ёлкой, под каждой лиственницей валялись огромные, обросшие мхом черепа, пялились на нас пустыми глазницами и что-то беззвучно кричали своими раззявленными беззубыми ртами. И их были сотни. Нет — тысячи. Много-много тысяч страшных черепов в коларовском лесу.
Мы бежали как раненые волки и бежали куда-то не туда. Лес не кончался, черепа тоже не заканчивались. И об один из них, обезумевшая, я споткнулась. Череп рассыпался прахом в одну секунду, выдав струю коричнево-зелёного дыма. От этого стало ещё страшней и выть мы начали уже совсем по-волчьи. Первой путь ко спасению нашла Марго: «Давай молиться уже, что ли!» И дикий лес огласился безумным двухголосием. Возопили мы с ней от всего сердца «Богородице Дево, радуйся» и практически тут же увидели просвет меж стволами злых дерев. И понеслись туда лошадным галопом.
На границе света и тьмы стоял водитель нашего ПАЗика и курил.
— Чего орёте как оглашенные? — молвил первый встреченный нами после бегства из лесного ада человек.
— Дядь Петь, там черепа по всему лесу! Миллион черепов! Страшно!
— Миллион, говорите?
Мы повернули свои куриные головы в сторону сказочной тайги и увидели штук десять ёлок и пять лиственниц, плотно стоящих в чистом поле. По нашим подсчётам кружили мы по этому заколдованному ёлочному пятаку не меньше месяца. Дядь Петя, аккуратно затушив бычок, пошёл полюбоваться на черепа (поди, корова сдохла, а вы тут развели вой!). Мы потрусили за ним. Черепов не было и только ядовитый коричнево-зелёный дымок кое-где напоминал о трагических событиях.
— Мы их со страху затоптали, дядь Петь…
— Грибники… Это дымовики, дурищи…
В автобусе нас ждали румяные и счастливые братия и сёстры с полными куртками опят и молитвословами, с прилипшими к ним иголками и листиками. Мы, до колен перемазанные дымовыми спорами, с исцарапанными лицами и руками в этот праздник души всех микологов не вписывались никак.
По возвращении нас встречал торжественно-выспавшийся проректор, хвалил всех нормальных людей за ловкость в тихой охоте, восторгался добычей, а выслушав нашу с Марго историю, хмыкнул: «По мощам и елей…»
Ещё более важным вопросом, чем дело пропитания, отец наш, преподобный Леонид был озадачен чистотой нашего морального облика. Представьте, в тихий, спокойный, глубоко провинциальный церковный двор одномоментно ворвалась молодость о двадцати пяти головах, пять из которых были девичьими, остальные двадцать, соответственно — от юношей прекрасных.