Оборотень из болот - страница 2
Мне надоело смотреть на оленей, и я снова навел бинокль на болота.
– Ой. – Я даже вскрикнул от неожиданности, когда на меня из бинокля уставились два черных глаза. Я опустил бинокль и просто посмотрел на болота, щурясь от яркого солнца. По самому краю болота важно расхаживала какая-то большая белая птица с длинными и тонкими ногами.
– Это журавль, – сказала Эмили у меня за спиной.
Я и не слышал, как она подошла. Я обернулся. На сестре была белая майка и красные джинсовые шорты. Эмили у нас очень высокая и худая. Она сама чем-то похожа на журавля. Тем более что волосы у нее светлые, почти белые. И очень длинные. Обычно она собирает их в хвост.
Птица развернулась и направилась в глубь болот.
– Пойдем за ним, – предложил я. Эмили надула губки. С тех пор как мы сюда переехали, это полусердитое-полуобиженное выражение вообще не сходило с ее лица.
– Неохота. Жарко.
– Да ладно тебе. Пойдем. – Я потянул ее за руку. – Интересно же, что там делается на болотах. Давно пора было пойти на разведку.
Она покачала головой.
– Мне правда не хочется, Грэди. – Она поправила свои темные очки, чтобы они не съезжали с носа. – Сейчас почта придет. А я жду письма.
Ближайшее почтовое отделение находилось в соседнем городке, куда, как я уже говорил, можно было добраться только на машине. Поэтому почту нам привозили два раза в неделю. А в промежутках Эмили только и делала, что ждала писем.
– От Мартина ждешь письма? Любовной записочки? – улыбнулся я. Эмили бесит, когда я дразню ее Мартином. Мартин – это ее ухажер из Берлингтона. Ну и конечно, я стараюсь ее подколоть при первой удобной возможности.
– Может быть. – Эмили протянула руку и взъерошила мне волосы. Она знала, что я ненавижу, когда мне лохматят прическу.
– Ну пожалуйста, Эмили, – умоляюще протянул я. – Давай сходим. Мы далеко не пойдем.
– Эмили, сходи погуляй с Грэди, – вклинился в разговор папин голос.
Мы и не заметили, как папа вошел в загон. Он держал в руках большой перекидной блокнот и переходил от оленя к оленю, делая там какие-то пометки.
– Сходи погуляй, – повторил он, обращаясь к Эмили. – Все равно тебе делать нечего.
– Но, папа… – Эмили, если захочет, может разжалобить кого угодно.
Но на этот раз папу не проняло.
– Погуляй с братом, Эмили, – повторил он с нажимом. – Тем более что это очень интересно. И уж точно увлекательнее, чем стоять на жаре и спорить.
Эмили снова поправила темные очки. Они у нее постоянно съезжали с носа.
– Ну…
– Класс! – завопил я. Я был просто в щенячьем восторге. Никогда в жизни я не был на настоящем болоте. – Пойдем! – Я схватил сестру за руку и потащил за собой.
Эмили скорчила кислую физиономию и неохотно поплелась за мной.
– Какое-то у меня предчувствие нехорошее, – пробормотала она.
– Да что с нами может случиться?! – отмахнулся я и едва ли не бегом направился к болотам под сенью низких корявых пальм.
2
В лесу было жарко и сыро. Влажный воздух как будто лип к коже. Широченные листья низеньких пальм нависали над самой тропинкой так низко, что я едва не дотягивался до них пальцами, если приподнимался на цыпочки. Густые кроны загораживали свет, но кое-где лучи солнца все-таки проникали сквозь листья и ложились на землю яркими желтыми пятнами.
Я пожалел, что не надел джинсы. Я был в шортах, и шершавые листья папоротников царапали мне голые ноги. Тропинка вилась сквозь заросли. Эмили шла впереди, а я старался не отставать от нее ни на шаг. У меня на шее болтался бинокль. Шея уже начала затекать. Вообще-то он не тяжелый, бинокль. Но лучше бы все-таки я оставил его дома.
– Здесь так шумно, – сказала Эмили, переступая через трухлявое бревно, перегораживающее тропинку.
И точно. В лесу было шумно. Вообще-то я думал, что на болотах должно быть тихо.
Но нет. Наверху щебетали птицы. Сначала вступала одна, потом ей отвечала другая. Повсюду жужжали и щелкали насекомые. Откуда-то из глубины леса слышалось бесконечное тук-тук-тук. Как будто кто-то бил молоточком по дереву. Наверное, дятел. Пальмовые листья покачивались на ветру и шуршали. Стволы то и дело потрескивали. Наши с Эмили шаги влажно хлюпали по заболоченной мягкой земле.