Оборотень XXI века - страница 5

А строения неподалеку я узнал. В допотопные времена – научно-производственное объединение из системы советского «Запмаша». Тут мой папаша трудился. Когда пришла «свабода», строения поделили меж собой десятка три фирмочек. Научно-производственная деятельность у них вскоре накрылась медным тазом и здесь остались только какие-то магазинчики. Но, в конце концов, местный криминал сожрал и эту мелкую живность. Так что сейчас всё стоит пусто-голо и никакого инвестора сюда не заманишь самым расчудесным бизнес-планом.

Я сделал несколько шагов по сырой серой траве, прошел по рухнувшему забору. Прямо передо мной было приземистое мрачное здание цеха. Угадать, заброшенное или еще имитирующее активность, было невозможно. Асфальтовая дорога, ведущая к нему, давно разбита и заросла бурьяном, который доламывает покрытие. Но около самого входа как будто подметено. И в урне вроде свежие хабарики. Возможно, внутри сидит существо, у которого можно будет выпросить телефон.

Я прошел по коридору, слегка подкрашенному светом одинокой неоновой лампы. Большинство дверей не закрыты, но за ними только грязь и запустение, там и сям кучки окаменевшего говна, указывающие на стоянки первобытных людей, то есть бомжей.

Может, на втором этаже кто-то есть? Я поднялся по дряхлой лестнице, явно угрожающей рухнуть подо мной и унести прямиком в тартар. А на втором вспомнил, что бывал тут уже. Когда в школе учился, точнее, изображал учебу. На первом этаже было опытное производство, на втором конструкторы штаны протирали, плюс бюро технических переводов.

Я отворил одну из дверей. И в этом помещении бомжары креативно порылись. Опрокинутые шкафы, потрескавшийся старорежимный монитор, раздерганные волоса проводов и кабелей. Пыль, образующая кучевые облака из-за любого прикосновения. Пожелтевшая бумага, исписанная рукой и разлетевшаяся как осенняя листва, в том числе использованная бомжами – с характерными коричневыми «письменами». Чертежи на ватмане, документация, распечатанная на игольчатом принтере, и даже, Бог мой, на пишущей машинке – где нынче такое найдешь?

Может, поддатый сторож иногда и забредает сюда, но сейчас живых здесь нет. Я двинул к выходу и поскользнулся, по счастью, не на дерьме, а на какой-то стопке бумаги.

Машинальный взгляд на верхний лист – и он мне показался чем-то знакомым. Это ж описана матрица первичных эмоциональных реакций на оптические раздражители. А вот схемы поведенческих алгоритмов. Похоже, тут разрабатывался VR-интерактив. Причем в допотопные времена игольчатых принтеров. Или мне кажется? Захвачу с собой, пожалуй, гляну на досуге. Только найду папку и сгребу бумаги.

Сунув толстую папку под мышку, я вышел на улицу. Напряжение прошло, я просто чувствовал себя выдохшимся. Совсем стемнело. Ладно, до дома где-то час бодрого хода.

Добрёл за два. По дороге меня пару раз пытались побить и ограбить, и один раз пообещали сексуально использовать – какой-то говнюк сильно толще меня. Но удар увесистой папкой по налитой физиономии насильника положил конец наглым посягательствам. Это я, кстати, из сценария взял – от стопки бумаги синяков не остается.

Открыл дверь дома своей биометрией – по счастью, утром настроил электронного привратника на распознание моего зрачка – и упал грязной мокрой кучей на пол в полном изнеможении. Велел привратнику, чтобы сообщил в полицию о месте аварии, а сам завернулся в коврик и собрался заснуть на месте.

И вдруг зуммер, кто-то хочет прийти в гости. Не хочу ни с кем общаться, провалитесь все.

– Включи интерком, – сказал я, тем не менее, привратнику.

Судя по хрипловатому голосу, на который оказали воздействие алкоголь, курево и привычка орать по любому поводу, у дверей ненавязчиво тёрлась моя недавняя попутчица с припудренным фингалом.

– Впустите меня, пожалуйста, хочу вернуть ваш мобильный и бумажник. Я всё объясню, – интонации были просящими и трепетными.

– Слушайте, чувствую я себя погано. В значительной степени из-за вас. Бросьте мобильный и бумажник в почтовый ящик. Объяснения как-нибудь потом. Если всё окажется на месте, я не буду подавать заявления в полицию.