Обоз - страница 2
Немного годя из-под горы к мещанам бежит кучер с кнутом, а сам кричит: «Эй, эй, братцы! пособите… давайте лошадей».
Мещане разбудили извозчика. Говорят: «Пойдем-ка, любезный, посмотрим, что там такое? должно, с каретой что случилось». А извозчик пожался так-то и говорит: «Как было я соснул крепко!»
Приходят к мосту, под гору. Стоит большая карета, и спереди и сзади нагруженная; а лошади стоят, повеся головы, и не отдохнут, будто овцы. У экипажа стоит толстый господин; усы до пояса, глаза черные; вокруг пояса у него струменты, а подле него ходят два маленькие баюрченочка.
– Ну, что же вы? давайте лошадей! – закричал господин к народу.
Извозчик, про которого я говорю-то, поглядел на карету, походил кругом нее, да и отвечает:
– Вот что, ваше высокоблагородие, я могу вам пособить, только прикажите ваших лошадей всех отложить; я пойду приведу свою.
– Ладно…
Все думают, как это он хочет изнять одною лошадью. Годя несколько извозчик ведет лошадь: бурого мерина, и видно, как с горы-то у лошади грудь переваливается; лошадь спокойная, уши вперед держит, глядит на народ.
Подводит извозчик ее к карете, повернул, а хвост у ней словно кушак взвился. Принялись ее запрягать, все в молчанку играют; барин как вкопанный глядит на мерина, даже баюрчатки подбежали – любуются…
А мужицкие лошади стоят в стороне; иная уж легла.
Ну, запрег извозчик… Все глядят, известно…
Слушавший лакей дремал, стараясь, однако, и в полусне уследить за ходом рассказа; мало-помалу ему под говор рассказчика начала рисоваться летняя большая дорога: стоит карета, вокруг нее народ. Карета поехала; «Прощайте!» – слышатся голоса; лакей вскакивает на запятки и несется… «Ну, вывез!» – шумят голоса. Вдруг лакей бежит по лугу, вдали мелькают разноцветные платья горничных, лакей спешит за ними и тужит, что не захватил с собой балалайки. А вот солнце уже закатывается, и лакей возвращается грустный в барский дом; но на дороге слышит выстрел и останавливается: «А! это барин, должно быть, в утку пробил!»
Вскоре лакей слегка вздрогнул и проснулся; вокруг все было тихо, в избе темно; лежавший с ним рассказчик молчал; по всей избе взапуски разносилось храпенье.
– Иван! – закричал лакей, толкая рассказчика.
– Чего?
– Как чего? Что ж ты замолчал?
– Да я уж все рассказал, вы заснули и пропустили.
– Ну, что же лошадь-то?
– Да я сказал: проезжий господин ее застрелил…
– Как? За что?
– Она вывезла тарантас-то; а барин пристал к извозчику: «Продай лошадь!» Извозчик говорит: «Десять тысяч не возьму… Жизни лишусь…» Господин выхватил пистолет и повалил ее…
– Что же извозчик?
– Говорят, уже больше не ездит по дорогам.
Лакей и рассказчик замолчали; они немного послушали, как в трубе гудёт ветер, и заснули. Под окнами хлопали ставни, и на улице изредка слышалось: «Ночевать пожалуйте…»
В избе было как во тьме кромешной; все наповал храпело; у иного в горле такие раскаты раздавались, что представлялось, что кто-нибудь во мраке ночи, подкравшись к спящему, умертвил его.
Рано утром, лишь только пропели вторые петухи, кто-то из мужиков сонным голосом крикнул:
– Эй, вставай, рассчитываться пора!
В избе зажгли ночник.
– Что, как погода-то, ребята?
– Не говори, брат!.. такая-то бушует!
– Как мне быть с своею лошадью-то? Вряд ли доедет… Извозчики разбудили хозяина и мало-помалу начали
собираться вокруг стола, медленно вытаскивая из-за пазухи кошели, висевшие на шее; иные еще умывались, молились богу и старались не смотреть на садившегося за стол хозяина, потому что расчет для них был невыносим. Один мужик стоял у двери и глядел на икону, намереваясь занести руку на лоб, но хлопанье счетов и хозяйский голос смущали его. Мещанин, разбуженный мужиками, с проклятьями переселился на нары, говоря там: «Чтоб вам померзнуть в дороге, горлодёры!»
– Ты сколько с меня положил? – простуженным голосом спросил хозяина извозчик.
– Тридцать копеек.
– Ты копейку должен уступить для меня… Я тебе после сослужу за это… ей-богу…
– А кто это у вас, ребята, вчера рассказывал? – вдруг, смеясь, спросил хозяин.
– Про извозчика-то? – заговорило несколько голосов.
– Да.
– Это вот Иван.