Обожаемый интриган. За футболом по пяти материкам - страница 6

Постараюсь описать ту игру с легким оттенком иронии (хотя мне было не до улыбок), не задевая ничьей гордыни. И рассказать о том, что пережил, накапливая опыт, чем за неимением более подходящего слова мы называем собственные просчеты и ошибки.

Недалеко от бухты, где в пятидесятые годы разбили обширный сквер с цветным фонтаном, располагался уютный с двумя противоположными трибунами натри тысячи зрителей стадион «Динамо». Задолго до начала игры северную заполняли бакинцы, а южную — куда более темпераментные гости из Степанакерта и сочувствовавшие им жители Армепикенда, большого нагорного района, населенного преимущественно армянами. Все годы войны Азербайджан не видел настоящего футбола, а разве это не настоящий футбол — финал Кубка республики? Оркестр пожарных в начищенных до блеска касках, обливаясь потом, исполнял спортивные марши.

Первым зашел в судейскую комнату поддержать меня Мамед Гамид. Это было потрясающе раскрепощенный и оригинальный человек. Руководя обществом «Нефтяник», он украшал своим присутствием пятерку форвардов «Динамо» и о матче на первенство Баку вколотил два красивейших мяча в ворота родимого «Нефтяника». Серию неприятностей, возникших после этого по служебной линии, перенес с философским спокойствием, ибо хорошо знал, что футбольная радость одна сама по себе без извечной спутницы — футбольной печали по белу свету не ходит. Он пробасил, почему-то глядя в сторону:

— Возьми из аптечки вату и заткни уши, постарайся все видеть и ничего не слышать.

А потом пришел неожиданно поправившийся Борис Зайонц. Правда, передвигаясь по комнате, он время от времени что-то вспоминал и начинал опираться о спинки стульев, слегка припадая при этом на одну ногу. Он сказал:

— Еще никому в двадцать три года не поручали судить такой матч. Забудь про грузинский темперамент, лучше возьми в союзники русское хладнокровие. — Помолчав, добавил: — И терпение.

Тоже был неплохой совет.

А за несколько минут до начала игры в судейскую комнату заглянул дядя Саша Гнездов. И он не ушел без наставления:

— Я однажды судил игру с участием капитана гостей. Это старшина или сержант из Степанакертского гарнизона. Фамилия Батя, прозвище — Мясорубка… центральный защитник, вес под сто двадцать, со страшной силой давит на судей. Не дай ему разойтись.

Когда команды, выстроившиеся полукругами, прокричали друг другу обязательное «Физкульт-ура!», я перехватил взгляд Бати и ничего хорошего в нем не прочитал. Надменно глядя мне в глаза, капитан будто хотел сказать: «Я о тебе знаю все… Ни один честный судья не взялся бы за такую игру. С ума сойти, бакинец будет судить бакинцев. Попробуй только подыграть свои м, долго будешь жалеть».

Однако первым обратил на себя внимание не капитан гостей, а капитан «Спартака», долговязый и размашистый Тофик Бахрамов. На пятнадцатой, примерно, минуте он длинным пасом вывел в прорыв правого инсайда Арифа Садыхова, и тот, пройдя несколько метров… Я остановил игру за секунду до того, как мяч едва не порвал сетку ворот: гол был красивым, но и офсайд бесспорным. Ко мне подбежал разъяренный Бахрамов:

— Что вы делаете, чистый мяч, весь стадион видел!

Это была полуправда: южная трибуна приветствовала меня одобряющими выкриками. Бахрамов продолжал спор. Я сделал ему замечание. Закрыв глаза ладонями, он обратился за поддержкой к северной трибуне: мол, судья слепой, ничего не видит. Та заулюлюкала.

Единственный боковой судья был невозмутим. Ему (таковы уж были правила тех лет) разрешалось лишь фиксировать выход мяча за длинную границу поля. Всю ответственность принимал на себя рефери. Я был убежден в своей правоте, правда, пожалел, что не послушал совета многомудрого Мамеда Гамида и не заткнул уши ватой.

Вскоре гости получили право на угловой удар, и, пока их левый крайний побежал устанавливать мяч, я услышал как вышагивавший за воротами «Спартака» тренер Беник Саркисов громко утешал Бахрамова:

— Не надо придираться к Кикнадзе. Разве он виноват, что не умеет судить? Виноваты те, кто сделал его судьей такого матча.

Игра становилась все более жесткой, провинциалы ни в чем не желали уступать столичным, и в давлении на арбитра — тоже.