Обратная сторона войны - страница 59
Он еще что-то бормотал, уже несвязное, бредовое, звал Лопахина, плакал и скрипел зубами, как втемную воду, окунаясь в беспамятство. А хирург тем временем стоял, вцепившись обеими руками в край белого, будто красным вином залитого стола, и качался, переступая с носков на каблуки. Он спал…»
Но, благополучно добравшись до медсанбата, несмотря на все его вожделенность, раненый солдат не может рассчитывать на конец мучений, на долгожданный покой и отдых. Не может рассчитывать на них и медперсонал.
Приведу еще одну цитату из книги В. Чуйкова.
«Около одной из переправ расположился госпиталь. Я зашел в операционную. Оперировали бойца, раненного в спину осколком мины. Лица хирурга и сестер белее их халатов, люди измотаны работой и бессонницей. Раненый стонет. Около стола таз, в нем окровавленная марля. Хирург, окинув меня взглядом, продолжает работать. Только он закончил одну операцию, как надо делать следующую. Какую по счету сегодня?
На стол кладут другого бойца, раненного в голову. Он что-то бессвязно бормочет. С него снимают повязки. Боль, вероятно, адская, но он только стонет — не кричит. На других столах происходит то же самое. Мне делается дурно, во рту какой-то неприятный привкус. Здесь тоже фронт».
Фронт! Медицинская передовая, залитая кровью, наполненная стонами, воплями и бредовыми криками. Дурно становится даже командарму Чуйкову, прошедшему Гражданскую войну, повоевавшему в Китае и теперь защищающему Сталинград в огненной буре Великой Отечественной.
Некоторые фронтовики и авторы сравнивают госпитали с адом.
Один из корреспондентов, оказавшихся в военном госпитале в Чечне, записал в своем репортаже: «Лежит мужчина. На правой ноге ниже колена — лишь лохмотья одежды, кожи и мяса. Типичный подрыв на противопехотной мине. Врачи бегают, готовясь к операции. Человек на секунду приходит в сознание и издает душераздирающий звериный крик, от которого мурашки бегут по коже и ноет сердце…»
Как нужно кричать, чтобы у присутствующих рядом людей заныло сердце?
Это ВОЙНА. И она всегда была такой.
Или, может быть, мы думаем, что страдания раненых могут быть вызваны лишь современными средствами поражения: противопехотными минами, напалмом и осколочными гранатами? Может быть, раньше раненые не издавали «душераздирающий звериный крик»?
О криках раньше ничего не писали, это верно. Зато сохранились описания обработки ран. И уже по ним можно понять, кричали раньше солдаты звериным криком или нет.
«Лечение раненых было довольно примитивно. В большинстве случаев «на поле битвы… руки и ноги ампутировались без всякого разбора»; раны прижигались железом или маслом. При этом обезболиванием, в лучшем случае, служила чарка водки. Пули, разрезав предварительно рану, удалялись зондом или пальцем».
Сохранилось довольно много описаний работы перевязочных пунктов и действий медиков в бою.
«Известный бывший врач государя, Вилье, производил спасательные действия свои под тучею летавших ядер, он собственноручно сделал во время этого сражения более двухсот операций. Но главный перевязочный пункт находился у ближней рощи, там стояло множество лазаретных фур, толпа лекарей и фельдшеров в белых фартуках, обрызганных кровью, с засученными рукавами, вооруженных всеми хирургическими инструментами, бинтами и перевязками, суетилась около раненых. Страшно было взглянуть на наваленные кучи отнятых рук и ног (!)…»
Существуют и более подробные, эмоциональные описания творящегося на перевязочных пунктах ада.
«Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березняка. В березняке стояли фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат-носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, которых надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. (…)