Обреченность - страница 4

Она бросает ещё один быстрый взгляд через плечо, и в следующую секунду мы удаляемся от нашего летнего дома в Котсволдс.

Постепенно наш дом исчезает из виду, лишь смутно вырисовывается позади нас, пока мы съезжаем вниз по гравийной подъездной дорожке. Наш единственный свидетель — полная, круглая луна, которая мрачно сияет в иссиня-черном небе. Хруст гравия под колесами машины — зловещий саундтрек к нашему отъезду.

Когда мы достигаем ворот безопасности, они без проблем открываются, и мы выезжаем на асфальт проселочной дороги. Моя мама позволяет себе вздохнуть с облегчением, прежде чем переключает передачу, и машина, набирая скорость, устремляется дальше по неосвещенной дороге.

Примерно в миле от нашего летнего поместья располагается причудливый горбатый мост, достаточно широкий, чтобы проехала только одна машина. Я всегда любила пересекать мосты и выдумывать истории о принцессах, троллях и храбрых рыцарях, которые их спасают. Сегодня нет никаких рыцарей, чтобы нас спасти. Никакие храбрые мужчины не придут к нам на помощь. Нет спасителя, чтобы уберечь нас самих от криков, крови и боли.

Я не уверена в том, что произошло дальше. Всё, что я помню, — крик моей мамы, машину, вильнувшую в сторону, удар на большой скорости, а затем падение. Следующее, что я помню, — вода. Много, много холодной и темной речной воды, проникающей через разбитое лобовое стекло.

— Мама! — крик, срывающийся с моих губ, выходит хриплым, боль, что жжет грудь, намертво прижала меня к сиденью.

— Мама! — несмотря на затрудненное дыхание и боль, я выкрикиваю снова, но мой крик остается без ответа. Я осматриваюсь, мой взгляд скользит по воде, затопляющей салон машины, к бледной безжизненной руке, безвольно свисающей с боку водительского сиденья.

— Мама! — мой крик больше похож на рыдание. Я не могу видеть остальную часть ее тела, но она не двигается, и осознание этого наполняет меня ужасом. Я поворачиваю голову настолько, насколько могу, и пробую пошевелить конечностями. Я должна добраться до неё и привести в чувство, прежде чем мы утонем.

Давление на мою грудь увеличивается, боль проноситься через меня и оседает в моём животе. Я наконец-то смотрю вниз на то, что не дает мне двигаться, и вижу ветку по размерам похожую на маленькое дерево, пронзившую мою грудь прямо под ребрами. Ее конец воткнулся в мою плоть, и кровь смешивается с водой вокруг меня, которая теперь уже достигает уровня колен. Мой взгляд скользит за куском дерева, вижу, как он расширяется к концу, на нем виднеются узловатые ветки и кора.

— Нет! Мама!

Мой пронзительный крик разрывает заднюю поверхность моего горла, повреждая кровеносные сосуды, и наполняющая их жидкость с металлическим привкусом выливается из моего рта.

Ветка, заостренный конец которой вонзился мне в грудь, сначала проткнула кресло передо мной. Вокруг все алое, кресло повреждено веткой, практически разорвано, корпус машины поврежден. Прежде, чем ветка разорвала надвое сиденье, она разорвала на части мою маму. Она находится с другой стороны этого кресла, её тело уничтожено веткой размером с маленькое дерево. Её кожа повреждена, кости сломаны, сердце разорвано в клочья, и её жизненные силы окрашивают речную воду в красный цвет.

Я хочу умереть.

Я хочу закрыть свои глаза и последовать за своей мамой.

Я жду, когда прибывающая вода украдет моё последнее дыхание и унесёт меня отсюда.

Я уже на краю сознания, ледяная вода плещется у моих губ, когда стекло слева от меня разбивается. Закрываю глаза, надеясь, что это предвещает наступление смерти, и делаю один последний вздох.

Приглушенные слова: «Оставь суку здесь гнить», «Забери девчонку. Её можно всегда продать», — вторгаются в мои последние мысли, но жгучая боль в моей груди, заставляет меня заикаться и глотать воздух перед тем, как отступить в приветливую черноту моего разума.

— Фей, ты слушаешь меня, девочка? — глубокий тембр голоса моего отца выталкивает меня из моих мыслей.

— Да, сэр, — я вглядываюсь в его красивое лицо, слишком привлекательное для мужчины, чья сущность запятнана черным.

— Я сказал — пришло время. Коул прибыл, чтобы потребовать невесту, — блеск в его прекрасных голубых глазах цвета океана можно было принять за радость, но гнусный серый туман, который просачивается из его пор, сообщает мне совершенно противоположную истину.