Обретение чуда - страница 42

Волк покачал головой:

— Думаю, мергам пока неизвестно, где мы. Брилл может быть здесь совсем не из-за нас, просто замышляет какую-нибудь очередную пакость Лучше передвигаться потихоньку. Даже если Брилл по-прежнему работает на мергов, всё равно разумнее незаметно улизнуть и оставить их рыскать напрасно по Центральной Сендарии.

Он встал и объявил:

— Я иду наверх. Пол должна знать обо всём, что произошло.

— Всё же мне это не по душе, — мрачно пробормотал Бэйрек.

Остальные молча сидели, ожидая возвращения Силка. Дрова в очаге громко затрещали, и Гарион вздрогнул. Мальчику неожиданно пришло в голову, что он сильно изменился с тех пор, как покинул ферму Фолдора. Всё тогда казалось таким простым, мир делился на друзей и врагов, но теперь в его жизни появилось так много непредвиденных сложностей! Гарион стал подозрительным, недоверчивым и всё больше прислушивался к внутреннему голосу, всегда советовавшему поступать осторожно и скрывать свои мысли. Он научился, кроме того, ни о чём не судить по внешности. Всё же мальчик пожалел о потере былой наивности, но знакомый сухой голос возразил, что подобные сожаления глупы и бессмысленны.

Тут сверху спустился господин Волк и подошёл к остальным, а ещё через полчаса вернулся Силк.

— Совершенно омерзительный тип, — провозгласил он, стоя перед очагом. — По-моему, обыкновенный грабитель.

— Брилл связался с подобными себе, — заметил Волк. — Если он всё ещё работает на мергов, значит, скорее всего, нанимает таких же разбойников следить за нами, но те будут искать четверых пеших путешественников, а не шестерых, да ещё в фургонах. Если сможем пораньше выбраться из Винольда, думаю, мы и от них заодно избавимся.

— По-моему, Дерник и я должны сегодня дежурить всю ночь, — предложил Бэйрек.

— Неплохая идея, — согласился Волк. — Давайте выбираться отсюда часу в четвёртом утра. Хорошо бы к восходу удалиться от этого места лиги на две-три.

Гарион почти не спал этой ночью, а когда удавалось задремать, его преследовали кошмары: незнакомец с закрытым лицом бесконечно гонялся за ним по тёмным узким улочкам, обнажив меч. Когда Бэйрек разбудил их, глаза мальчика чесались так, будто в них насыпали песка, а голова была ужасно тяжёлой.

Тётя Пол тщательно задёрнула занавески на окнах, перед тем как зажечь единственную свечу.

— Должно быть, похолодало, — заметила она, развязывая большой свёрток, который попросила принести из фургона. Потом, вынув пару штанов из толстой шерсти и зимние башмаки на овечьем меху, приказала:

— Немедленно надень, Гарион. И не забудь тёплый плащ.

— Я уже не ребёнок, тётя Пол, — запротестовал Гарион.

— Тебе нравится мёрзнуть?

— Нет, конечно, но…

Он замолчал, не в силах объяснить, что испытывает сейчас, и начал одеваться. В соседней комнате слышались неразборчивые голоса; подобным тоном всегда говорят мужчины, поднявшиеся ещё до восхода солнца.

— Мы готовы, мистрис Пол, — позвал Силк.

— Тогда идём, — ответила она, опуская на лицо капюшон плаща.

Луна, поздно поднявшаяся на небо этой ночью, ярко сияла, освещая булыжники, покрытые инеем. Дерник запряг лошадей и повёл их со двора.

— Доведём их под уздцы до дороги, — тихо сказал Волк. — Не стоит будить жителей деревни.

Силк пошёл впереди, и они медленно покинули постоялый двор. Поля за деревней были белыми, а бледный, чуть задымлённый лунный свет, казалось, лишил красок весь окружающий мир.

— Как только мы окажемся на достаточном расстоянии, — наставлял Волк, — давайте поедем как можно быстрее. Фургоны пустые, а небольшая пробежка лошадям не повредит.

— Верно, — согласился Силк.

Все расселись по фургонам, и путешествие началось. Звёзды ярко сверкали на холодном зимнем небе. Земля отливала серебром, а деревья стояли, как тёмные молчаливые стражи, по обочинам дороги.

На вершине первого же холма Гарион оглянулся на скопление тёмных домов в оставленной позади долине. В каком-то окне мигал огонёк, одинокий золотой лучик, сверкнув, исчез в черноте.

— Кто-то в деревне не спит, — сказал он Силку, — только сейчас заметил свет.

— Наверное, какой-нибудь любитель вставать спозаранку, — предположил тот, — а может, дело совсем не в этом.