Обретя крылья. Повесть о Павле Точисском - страница 8
Достав из портсигара папиросу, закурил.
— Преклоняюсь перед подвижниками, ходившими с революционной проповедью в народ, от села к селу, от избы к избе, — снова начал Лебеденко. — Благоговею перед народовольцами, обнажившими оружие против тиранов… Говорю так, Павел, а сердцем чую: не та сила революцию совершит, не та.
— А какая же? Евгений пожал плечами:
— Сказал бы, коли знал. Может, даже фабрично-заводские пролетарии, как утверждают марксисты. Хотя как сказать, Павел, рабочий класс в России малочисленный. Взять ваш Екатеринбург, всякие мастерские заводами да фабриками именуют. Хотя местные пролетарии хозяйский гнет испытывают не меньший, чем на крупных предприятиях… Но революционности у рабочего люда не отнимешь. Читали ли вы речь рабочего Петра Алексеева на суде? Любопытно! Непременно дам.
Взяв топорик, срубил ветку, начал ладить рогатины.
— Принесите воды, Павел.
Подхватив чайник, Точисский сбегал к реке, Евгений подвесил его над костром, сказал:
— Побалуемся чайком. — И вернулся к прерванному разговору: — Я о рабочей сознательности сейчас подумал. Да, да, не удивляйтесь, как видите, народоволец — о рабочей сознательности. Убеждаюсь: сознательности-то у рабочего человека гораздо больше, чем у мужика… Послушайте моего совета, Павел, не задерживайтесь в Екатеринбурге, год-другой, и уезжайте в столицу. В Санкт-Петербург, в гущу революционной жизни. И еще мой вам совет: не поддавайтесь первому порыву, какой бы он ни был, пусть даже прекрасным покажется. Разберитесь, где верная дорога, и уже тогда становитесь на нее, не сворачивайте…
Сейчас Точисский смотрел на Богомазова. Тот подходил к нему, протягивал руку.
— Здравствуете, Павел, не ожидал встретить вас. Точисский обрадовался:
— Давно ли вы из Екатеринбурга?
— И месяца нет. Перед отъездом собирался побывать у ваших родителей, да не выдалось свободной минуты. А Лебеденко в Тобольск сослан. Кто-то донес — литературу недозволенную хранил. — Взяв Павла за локоть, повел к выходу. — Не потеряли интереса к революции?
— В каком смысле?
— Ну-ну-ну, не конспирируйте, я ведь помню вашу гимназическую тягу к революционным идеям.
— Мне думается, это преувеличение.
— Скромничаете. А я, грешным делом, собирался пригласить вас завтра на товарищескую встречу послушать кое-кого. Один из бывших народовольцев переметнулся к марксистам и теперь обрушился на нас с нападками. Так как?
— Ну что ж, — сдержанно согласился Точисский.
— В таком случае жду завтра в восемь вечера на Литейном мосту.
На следующий день, вернувшись из мастерских, Павел умылся, перекусил наспех и отправился на встречу с Богомазовым.
Иван дожидался его. Смеркалось. Солнце коснулось краем Невского залива. На Литейном было оживленно.
Богомазов выглядел уставшим и вялым. Молча прошли часть пути, Павел немного волновался: что-то принесет ему сегодняшний вечер?
Вошли в добротный, солидный подъезд и поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Богомазов потянул за шнур звонка. Дверь открыла молоденькая горничная.
В прихожей на стульях небрежный ворох пальто и студенческих шинелей.
Квартира просторная, богатая. Полы коврами устланы, на стенах картины в массивных золоченых рамах.
Богомазов поймал взгляд Точисского, заметил:
— Отец нашего товарища — известный адвокат, его квартира.
В гостиной расположились студенты в форменных двубортных тужурках, гимназисты старших классов, курсистки. Шумно, говорили о чем-то, доказывали друг другу.
Богомазов уселся на подоконник, а Павел остановился у стены. На него не обратили внимания, зато появление Ивана встретили одобрительными приветствиями. Видно, здесь он пользовался особенным вниманием.
Наклонившись к чубатому студенту, Богомазов спросил:
— О чем речь, друзья?
К нему повернулась стройная розовощекая курсистка с тугой косой через плечо.
— Вы ведь слышали о новой книге Плеханова? Кинув первую бомбу в нас, своих бывших товарищей, — я иначе не расцениваю книгу Плеханова «Социализм и политическая борьба», — он швырнул в народников вторую бомбу. Вот полюбопытствуйте. «Наши разногласия», — и протянула Ивану книгу. — Непременно прочитайте. Это разногласия между группой «Освобождение труда» и нами, народниками.