Обсидиановая бабочка Ицпапалотль - страница 3
— Сейчас, — та выудила ключ, и, потеснив пришедших, проследовала к двери бокса Љ4.
— Её уже покормили? — осведомился Егор Ильич.
— Как раз перед вашим приходом, — ответила санитарка, дребезжа ключом в замочной скважине. — Проходите пожалуйста.
— Спасибо.
Доктор и следователь вошли в бокс. Дверь за ними тут же заперли. Алик осмотрелся. Одноместная палата была небольшой, но не тесной. Минимум мебели: Койка, тумбочка, стул, маленький столик. На крашенных стенах в изобилии развешены рисунки — одинаковые жёлтые орхидеи. Окно закрыто решёткой, как в тюремной камере. Сама больная неподвижно лежала на койке, глядя в потолок немигающим взглядом.
— Вершинина Ольга Анатольевна, — представил её доктор. — Возраст: Двадцать пять лет. Не замужем…
— Я всё это знаю. Изучал её дело, — остановил его Алик. — Вот Вы упоминали об инцидентах. Не было ли подобных случаев с Ольгой?
— К ней никого не пускают, кроме наших… Хм… Ну и ваших сотрудников. Более никаких сторонних визитов. Даже родителям видеться с ней запрещено. Правда, вначале к ней пытался прорваться один крутой мужчина. Геранин, кажется, его фамилия.
— Отец одного из пропавших?
— Да. Он предпринимал неоднократные попытки встретиться с пациенткой, несмотря на все наши заверения в её полнейшей амнезии и недееспособности. Но он настаивал, требовал, грозил своими высокими связями. Даже предлагал договориться.
— В самом деле? Надеюсь, Вы сообщили об этом куда следует?
— Ну что Вы, Алик Палыч, — доктор перешёл на шёпот. — В любой другой ситуации, я бы, разумеется, не преминул об этом доложить. Но здесь обстоятельство несколько иное. Я вошёл в положение убитого горем отца, и не стал предавать дело огласке. Я ведь и сам отец. Понимаю, каково ему. Цепляется за каждую ниточку. Как бы там ни было, к пациентке его не допустили. Сейчас всякие нападки со стороны семьи Гераниных прекратились.
— Жёлтые орхидеи, — осматривая рисунки на стенах, кивал Алик. — Опять жёлтые орхидеи. Почему она рисует именно их? Почему все они жёлтого цвета?
— Все, кроме одной, — ответил Егор Ильич.
— Не понял.
— Одна единственная орхидея у неё была не жёлтой, а фиолетовой. Форма цветка абсолютно такая же, только цвет другой. Это был её последний рисунок.
— Почему Вы не рассказали об этом ранее?
— Посчитал, что этот факт не имеет особого значения.
— И много у Вас таких «незначительных фактов» скрыто от следствия?
— А-алик Па-алыч, да я же…
— Ладно. Где этот рисунок? Я бы хотел на него взглянуть.
— Что Вам это даст?
— Где этот рисунок, Егор Ильич?
— Он в соседнем боксе.
— Что он там делает?
— Понимаете… Этот рисунок Ольга подарила своей соседке из пятого бокса.
— Подарила? Вы же сказали, что всякие контакты…
— Внешние связи — да, запрещены. Но контакты внутри комплекса не возбраняются. Пациенты могут встречаться, например, во время прогулки. Здесь же не карцер. Полное одиночество не идёт им на пользу. Люди должны общаться. Разумеется, всё проходит под бдительным контролем санитаров.
— И о чём же они общались? — заинтересовался Алик.
— О чём могут общаться два аутиста? Они просто сидели рядышком, ну-у, когда Вершинина ещё ходила, и мы выводили её на прогулку во внутренний дворик. Девочки не разговаривали друг с другом, но их явно что-то сближало. Аня была первой, к кому Оля начала тянуться. Мы не препятствовали этому, надеясь, что их дружба поможет Оле справиться с недугом.
— Значит Вершинина подарила своей соседке рисунок в знак дружбы?
— Да. Она взяла рисунок с собой на прогулку и молча передала его Ане. И та приняла. Мы заказали специальную рамочку, вставили картинку туда, и теперь она стоит у Ани на тумбочке, возле кровати.
— Я бы всё равно хотел посмотреть на этот рисунок. Чуть позже. Это возможно?
— Конечно.
Алик подошёл к кровати пациентки, тихо вздохнул и присел на стул.
— Здравствуйте, Ольга.
Ни один мускул не дёрнулся на восковом лице Вершининой. Она лежала словно кукла. О том, что девушка до сих пор жива, можно было догадаться лишь по редко моргающим векам.
— Я — следователь Федеральной Службы Безопасности. Лейтенант Дементьев. Алик Павлович. Я уполномочен заниматься Вашим делом. Вы меня слышите? Ольга?