Обсуждение книги Т.И. Ойзермана «Марксизм и утопизм» - страница 6
Завершая ответ на этот оригинальный вопрос, позволю сослаться на себя:
А.А. Гусейнов
(академик РАН, зам. директора Института философии РАН)
<Род. – 08.03.1939 (Дагестан), МГУ – 1961 (Преподаватель философии и основ марксизма-ленинизма), к.ф.н. – 1964 (Условия происхождения нравственности), д.ф.н. – 1977 (Социальная природа нравственности), чл.-корр. РАН – 1997, действ. чл. РАН – 2003.>
Обсуждаемая нами работа академика Т.И. Ойзермана, на мой взгляд, прямо продолжает его предшествующее исследование «Философия как история философии». В том исследовании он обосновал идею, согласно которой философия принципиально плюралистична. Он показал, что нет одной единственно истинной философии. Есть множество различных философий, которые не поддаются сопоставлению и ранжированию по критерию истины. Каждая из них в этом смысле равна самой себе. Такое положение дел на первый взгляд свидетельствует о том, что многообразные философские учения, по крайней мере в тех случаях, когда они дают различные ответы на одни и те же вопросы, бьют мимо цели. Это было бы верно, если бы мы заранее знали, куда они целятся. В действительности предмет философии не дан до самой философии. Философия сама определяет свой предмет и в этом смысле, если продолжить наше сравнение, она не может промахнуться. Она туда и целится, куда попадает. Ойзерман не просто обратил наше внимание на очевидный факт многообразия философии, он поднял его на теоретическую высоту, показав, что плюрализм учений является специфическим признаком философского познания подобно тому, как возникновение новых дисциплин и направлений исследования представляет собой форму прогресса научного познания природы и общества.
В новой работе Т.И. Ойзерман на примере и в связи с анализом марксистской философии продолжает исследование особенностей философского познания. В частности, он говорит о том, что классические (домарксовские) философские учения имели характер законченных систем, каждая из которых претендовала на завершенную (абсолютную) истину. Это – очень важное дополнение к идее философского плюрализма. Оказывается: философия существовала не просто как множество философий, а как такое множество, каждая из которых считала себя единственно истинной. Философия – особенное царство, в котором все подданные также являются царями. Эту черту – склонность к законченным системам – можно было бы назвать догматизмом философии. Не помню, пользуется ли в данном контексте этим словом сам Ойзерман, но оно, по моему мнению, точно отражает его мысль. Придавая своему содержанию форму системы, философия заявляет себя именно в качестве догмы. Ойзерман считает, что это – особенность философских учений прошлого, которая вполне обоснованно и справедливо была подвергнута резкой критике марксизмом. Наиболее удачным и развернутым примером такой критики является анализ противоречия между не допускающим завершенности диалектическим методом и завершенной консервативной системой в философии Гегеля. Марксизм, однако, сам впал в такой же догматизм, за который он критиковал философов прошлого. И свою задачу Ойзерман, идентифицирующий себя как приверженца диалектического материализма, видит в том, чтобы вернуть последнему его диалектическую открытость и самокритичность. В связи с этим возникает вопрос: было ли случайным отмеченное Ойзерманом философское грехопадение марксизма? Выражаясь более обобщенно, является ли догматизм особенностью философских учений определенного периода или он присущ философии как таковой? Этот вопрос можно сформулировать еще более обобщенно и резко: возможна ли философия, которая не претендовала бы, если не на абсолютную истинность, то, по крайней мере, на свою исключительность по этому критерию, не была бы убеждена в том, что она полней и адекватней выражает философскую истину, чем все прочие философии?
Современные философские учения, считая таковыми философские учения после Гегеля, отличаются от философских учений прошлого в том отношении, что они не фиксированы во всеохватных системах, содержащих ответы на все вопросы. У Ницше и Хайдеггера мы не найдем рассуждений о том, какую форму имеют атомы, как разбавлять вино, совокупляться и т.п. Философы стали более скромны и благоразумны, чем их великие предшественники, и стараются не выходить за рамки своей компетенции. Но зато в том, что касается самой философии, их амбиции ничуть не меньше. Здесь они также претендуют на последнее слово. Разве Ницше и Хайдеггер менее убеждены в истинности своих учений, чем те же Парменид и Гегель?! Когда мы говорим о догматизме философии, следует, на мой взгляд, проводить различие между претензией философии на последнюю истину, на свою исключительность с точки зрения истины, и ее стремлением к исчерпывающей (всеохватной, всепроникающей) истине. Современные философы отличаются от классических тем, что они не берутся отвечать на все вопросы, а не тем, что они отказываются от претензий на последнюю философскую истину. И тот факт, что диалектический материализм не смог обернуть свое содержание на самого себя и превратился в догму, не было случайностью и ошибкой. В каком-то смысле без такой догматизации философия вообще невозможна. Почему это так – другой вопрос, сам по себе очень важный и требующий специального исследования. Нет возможности сейчас его подробно ставить. В общем плане замечу лишь, что это связано с изначальностью философии в познании и культуре – с тем, что она задает, прочерчивает само пространство разумного существования. Поскольку разумное существование есть существование целесообразное, постольку оно возможно лишь в перспективе последней цели, последней и в познавательном и в жизненном (практическом, моральном) смысле, за что, собственно говоря, и отвечает философия. Философия строит свое здание «под ключ». В каких-то заранее заданных пределах она дает законченное знание – это настолько верно для философского знания, что саму законченность можно считать одним из его специфических признаков. И здесь мы переходим к еще одной теме, плодотворно заявленной Ойзерманом в книге «Марксизм и утопизм», – к теме утопизма.