Обыкновенное чудо, или Основы магии стихий - страница 11

Между прочим, некогда эта книга (в переводе К.Дава-Самдупа при участии британского антрополога д-ра В.Е.Эванса-Вентца) произвела столь сильное впечатление на К.Г.Юнга, что тот написал «Психологический комментарий» к её последующему немецкому изданию.

Рискну также заметить, что, если буддизм Хинаяны элитарен и ставит перед собой лишь единственную максимальную цель — окончательное освобождение, нирвану, — то буддизм Махаяны, особенно в его тибетско-монгольской интерпретации, весьма демократичен. Тибетский подход к Учению не ограничивает устремления подвижника лишь высшими целями, но предлагает ему на выбор множество необычных задач, быть может, не столь грандиозных и возвышенных, зато полезных для членов общины (сангхи), являющейся, как известно, одной из трёх главных драгоценностей буддиста (Будда, дхарма (учение) и сангха). И потому в тибетских монастырях издавна готовили специалистов различного профиля — конечно, лекарей, потрясающих диагностов, способных по пульсу человека (главным образом, по тактильному ощущению кровотока в промежутках между биениями сердца) очень точно представить себе состояние всего его организма, затем рэ-па (рай-па), или адептов таинственного искусства «внутреннего тепла» (туммо), способных разгуливать нагишом в горах при сорокаградусном морозе и свирепом ветре и даже рискующих в этих условиях выкупаться в горной речке, проделав во льду прорубь, а также горных скороходов (лун-гом-па), способных в состоянии транса сутками без передышки нестись по кручам, легко преодолевая все опасности и не замечая препятствий. И, разумеется, в этом перечне непременно следует упомянуть лам, специализирующихся на сопровождении покойника в сфере Бардо.

Не премину заметить, что буддизм и вообще отличает от прочих вероучений доминирующий рационализм. Что же касается тибетской его версии, то подавляющее большинство тех, кто её исповедует, даже современные европейцы могли бы упрекнуть в практицизме. Разумеется, буддизм каких-нибудь анахоретов, посвятивших свои жизни постижению сути бытия, и буддизм всех прочих тибетцев — совершенно разные вещи. На этот факт обращали внимание те немногие европейцы, которым удалось побывать в Стране снегов в прежние времена (я имею в виду довольно длительный «закрытый» период Тибета с середины XVIII века вплоть до китайской аннексии страны в 1951-54 гг.). Их также поражало то обстоятельство, что в тибетских горных селениях практикующие ламы весьма мирно и даже дружелюбно сосуществовали с колдунами бон. А простые селяне обращались со своими нуждами к тем и другим. (По количеству колдунов, колдуний (кхадома — тиб.) и прочих чудотворцев надушу населения Тибет, вероятно, занимает первое место в мире.)

У тибетцев есть поговорка: «Ловкий человек устроится с комфортом даже в преисподней». Но всё-таки лучше туда не попадать, а для этого имеется лама-специалист, который сопроводит покойника своими пояснениями и указаниями в сфере Бардо. Вот как это описывает замечательная путешественница-буддолог А.Дэвид-Неэль в своей знаменитой книге «Магия и тайны Тибета» (на русском языке книга выходила под названием «Среди магов и мистиков Тибета»).

«Итак, посвящённые обладают способностью сохранять ясность сознания в период отделения духа от телесной оболочки и переходят из этого мира в мир иной вполне сознательно, понимая, что с ними происходит. Поэтому в свой смертный час они не нуждаются ни в чьей помощи, и отправление религиозных обрядов после их смерти совершенно бесполезно.

Но с простыми смертными дело обстоит иначе. Под простыми смертными здесь следует понимать всех монахов и мирян, не обладающих искусством умирать. Таких людей подавляющее большинство.

Ламаизм не предоставляет невежд самим себе. Во время агонии и после смерти лама обучает их тому, чего они не успели усвоить при жизни. Он объясняет им природу снящихся им существ и явлений, он и успокаивает их, но, главное, неутомимо наставляет: какой путь им надлежит избрать.

Первая забота ламы, дающего умирающему последнее напутствие — помешать ему уснуть, впасть в обморочное или коматозное состояние. Он обращает его внимание на последовательное исчезновение различных «сознаний», оживляющих его чувства: сознание глаз, сознание носа, языка, тела, уха, т.е. на постепенную потерю зрения, обоняния, вкуса, осязания, слуха. В бесчувственном теперь теле мысль должна оставаться активной и внимательно следить за свершающейся мистерией. Теперь важно заставить дух покинуть свою оболочку через темя: если бы дух вышел каким-нибудь другим путём, будущее благополучие его сильно бы ухудшилось. Извлечение духа из тела производится, как уже говорилось выше, ритуальными восклицаниями — «хик» и затем — «пхет». Прежде чем произнести «пхет», лама должен, глубоко сосредоточившись, отождествить себя с только что отошедшим покойником и сделать усилие, какое понадобилось бы совершить последнему, чтобы заставить дух подняться к макушке головы с силой, достаточной, чтобы пробить для себя в темени выходную щель. Посвящённые могут самостоятельно поднимать свой дух к макушке и, чувствуя приближение конца, произнести освободительные «хик» и «пхет» сами. Таким способом они могут даже совершить самоубийство, и, если верить молве, такое случается.