Обжалованию не подлежит - страница 11

стр.

Назар-бобо в душе одобрял разговор жены. Действительно, сыну пора жениться. Дело не только в возрасте. Если обзаведется своей семьей, сможет быстрее забыть Милу. Сейчас для него это было, пожалуй, самым главным. Образ трагически погибшей Милы постоянно преследовал его, напоминал о неисправимой ошибке, которую он совершил, находясь на практике.

— О ком же ты беспокоишься, мать? — спросил Назар-бобо.

— О нем сердце мое болит, о нем!..

Мухаббат-биби снова посмотрела на сына, улыбнулась слабо, словно попросила поддержать разговор.

— Обо мне не беспокойтесь, мама. Я уже не маленький. Знаю, что делаю.

— Знаешь? — всплеснула руками Мухаббат-биби. — Отец, вы поглядите на него, пожалуйста. Он у нас уже совсем взрослый человек, оказывается... Ничего ты не знаешь, сынок. Соседка-то день и ночь только о тебе и думает.

— Э! — крякнул Назар-бобо.

Разговор о женитьбе, по-видимому, все-таки завязывался. Назар-бобо решил поддержать этот разговор.

— Что, отец? — с подозрением спросила Мухаббат-биби.

Назар-бобо потрогал бороду, прищурил лукавые глаза:

— О какой соседке ты говоришь?

— О дочери почтенного Рустамбека.

— Э! — снова крякнул Назар-бобо. — Разве ты забыла, что она выходит замуж. Свадьба через месяц.

— Уши ваши не слышат, что говорит ваш язык, — возмущенно проговорила Мухаббат-биби. — Я имею в виду Санобар.

— Санобар? — удивленно привстал Назар-бобо. — Да ты что, мать? Ей же еще нету шестнадцати лет! Кто выдаст ее замуж? Сейчас не старые времена. Рустамбек первый возмутится.

— Нужные годы подойдут, отец. Пока туда-сюда... Главное, чтобы сын не был против.

— Я против.

Мухаббат-биби замерла на месте. Ей казалось, что сын согласился с ее предложением и ждал, когда она продолжит нужный разговор. Нет, наверно, не зря говорят: малые дети — малые заботы, большие дети — большие заботы. Разве Санобар некрасивая или ленивая? У нее все спорится в руках. Отец прав, сейчас ей рано замуж, однако никто и не собирается сватать ее завтра — пусть подрастет, время терпит.

— Сынок, почему ты против?

Мухаббат-биби задала этот вопрос осторожно, боясь рассердить Тимура или вызвать в нем неприязнь к женитьбе. Она все-таки надеялась на благополучное завершение начатого разговора и всем своим существом восставала против возможного краха своего плана.

— Вы, знаете, мама, почему.

Тимур ответил тихо, печально. Мухаббат-биби тяжело вздохнула и начала неторопливо убирать с дастархана.

Назар-бобо сделал вид, что разговор, затеянный женой, не волнует его. Он налил из фарфорового чайничка половину пиалы чая и, передавая ее сыну, заговорил о преступлении, совершенном в колхозе.

11

Иван Мороз быстро вошел в комнату, словно опасался, что хозяин дома передумает, не пустит его в спальню, увидел лежащего на деревянной кровати Сергея Голикова, заговорил ироническим тоном:

— Валяешься? Кому это нужно? Я думал, что ты давно уже на ногах и мотаешься по участку. Слышал о ЧП?

— Какое? — улыбнулся Голиков. При виде Мороза у него всегда поднималось настроение.

— Какое?! — закричал Мороз. — Ты еще спрашиваешь?! Какой-то мифический случай! Или тебя выбило из колеи это глупое ранение? Говори, говори, не стесняйся. Я умею хранить тайны. Ну?

— Я действительно ничего не знаю, — снова улыбнулся Сергей. — Сегодня у меня еще никто не был. Телефон не работает.

— Опять?

— Опять, — вздохнул Сергей.

— Нет, ты сделал огромную глупость, когда решил поставить у себя эту чертовщину, — посмотрел Иван на телефонный аппарат, стоявший на тумбочке около Голикова. — Отцы нашего города не очень-то пекутся о телефонной связи. На днях встречаю начальника АТС Гуляма Шермухамедова, спрашиваю: «Слушай, отчего это в городе вороны перевелись?» — «Ты о чем?» — спросил он. — «О воронах, говорю. Разве ты не слышал?» — «При чем тут я, — возмущается, — задавай свой дурацкий вопрос орнитологам!» Ты слышишь, какое слово выкопал? Грамотный... Я, конечно, не вытерпел и заявляю решительно: «Орнитологи тут ни причем. Виноваты вы — связисты. Посмотри, сколько в городе оборванных проводов болтается. Не на чем воронам базары устраивать». Ты бы видел, как он раскричался!