Обжалованию не подлежит - страница 6

стр.

— Наверное, — подтвердил Нуруллаев.

Азимов промолчал.

Председатель нервно потеребил редкую седую бороду.

— Неужели можно в наше время убить человека за какие-то гроши?

— За гроши? — вскинул брови Нуруллаев. — Как прикажете понимать вас? — Он стоял у сорванной двери, широко расставив ноги, словно приготовился к защите.

— Как? — переспросил председатель. — Обыкновенно. Кому нужны деньги? Разве мы мало получаем?

— Гм... — Нуруллаев снова посмотрел на председателя. — Сколько было в кассе денег?

— Не знаю... Сейчас придет кассир...

Зафар молча вошел в помещение и замер в раздумье, пытаясь сразу понять, что произошло здесь минувшей ночью. Вслед за ним вошли прокурор и председатель колхоза. Цой и Азимов остались на месте, у двери, будто стражи, перегородив коридор. Они не смотрели друг на друга; неясная скованность, неожиданно появившаяся, держала обоих в невидимой паутине.

Комната, где стояли сейф и стол, была небольшой, продолговатой, с одним узким окном, выходившим в сад. У окна, справа, стоял однотумбовый письменный стол, слева чернел высокий металлический сейф, покрашенный темно-коричневой краской. Сейф был открыт. Из его четырехугольного зева выглядывали бумаги и папки. Одна папка слегка покачивалась, лежа на острие зева. Было непонятно, как она не падала на пол.

— Значит, вы не знаете, сколько денег было в кассе? — нарушил молчание Зафар.

Председатель не успел ответить. Вошел кассир Арал Байкабулов. Это был молодой жилистый мужчина лет двадцати восьми с черными глазами, с худым смуглым лицом, покрытым густой жесткой щетиной. Он остановился у двери, увидев в помещении кассы людей в милицейской форме и сейф с распахнутыми дверцами. Его невысокий лоб покрыли мелкие капли пота.

— Что же это, а?

— Наверное, вы ответите нам, что же это? — сказал Цой.

Он вошел в помещение кассы вместе с Азимовым сразу, как только вошел Арал Байкабулов, слегка кривя тонкие губы. От скованности, которая только что мучила обоих, не осталось и следа.

— Я?

— Может, я?

— Почему вы?

Байкабулов закрутил головой, стараясь угадать в прибывших старшего, затем задержал взгляд на майоре. Зафар жестом остановил Цоя, пытавшегося снова что-то сказать, и обратился к кассиру, незаметно следя одновременно за председателем колхоза.

— Что было в сейфе?

— Что? — переспросил Байкабулов. Он будто очнулся от тяжкого сна. — Бумаги. Деньги. Я вчера получил зарплату... Украли? Нет-нет, этого не может быть. Я получил много.

— Сколько?

— Много, — повторил Байкабулов. — Часть роздал. Осталось около двадцати тысяч. Девятнадцать тысяч семьсот, кажется. У меня не укладывается это в голове.

— Когда вы ушли отсюда?

— Часов в восемь.

— Вечера?

— Разумеется.

— Кто был в это время с вами?

— Я был один.

— Вы никого не подозреваете в преступлении?

— Нет. — Байкабулов взволнованно огляделся.

— Подозреваете! — сказал Цой.

— Не-ет!

— Вы не волнуйтесь, — заметил Нуруллаев. — Говорите спокойно. Может быть, вас что-то тревожит?

— Ничего... Ничего не тревожит меня... То есть я, наверно, не то говорю, — взглянул Байкабулов на Зафара.

— Будьте самим собою, — усмехнулся Цой. Он вел себя самоуверенно, вмешивался в разговор, не понимая, что это нетактично.

Байкабулов по-прежнему нервничал:

— Вы не верите мне? Почему? Я ни в чем не виноват. Ни в чем, слышите? Не зря, очевидно, говорят, что в милиции работают сухари... Я не брал этих денег. Вообще, никаких не брал! Я ни в чем не виноват!

— Перестаньте! — сказал Зафар. — Вас никто не обвиняет!

Байкабулов судорожно хватал воздух ртом, должно быть, снова хотел что-то сказать, только раздумал или не осмелился. Он потоптался на месте и сел на стул.

Зафар подошел к сейфу. Однако ни к чему не прикоснулся.

Около Зафара остановились Нуруллаев и Азимов. Цой не отходил от Байкабулова. Байкабулов нервно ерзал на стуле, несколько раз пытался завязать разговор с председателем колхоза.

В окно лился тусклый дневной свет. Он слабо освещал помещение кассы. Словно хотел скрыть следы преступления.

Вошел Гришин.

— Все в порядке? — повернулся к нему Нуруллаев.

— Относительно.

— Займись кассой.

— Хорошо.

Денег в сейфе, естественно, не оказалось.