Обзор военных событий. Речь в Палате общин 2 августа 1944 года - страница 10

Можно ожидать, что Лондон будет первой мишенью, при обстреле которой обнаружится, по всей вероятности, несостоятельность ракетного оружия. Поэтому мы советуем всем группам населения, которым Правительство предоставляет возможность эвакуации, которых не удерживают здесь военные обязанности и которые могут позаботиться о собственной судьбе, постепенно и в организованном порядке покинуть столицу.

Ни в коей мере нельзя утверждать с уверенностью, что враг уже разрешил сложные технические проблемы, связанные с применением ракетных снарядов и, в частности, с прицельным их применением. Тем не менее я ни в малейшей степени не могу преуменьшать тяжесть испытаний, которым мы можем подвергнуться, и хочу только заявить, что нет таких испытаний, которых мы не смогли бы выдержать.

Это необходимо прибавить к тому, что я сказал.

Вес самолетов-снарядов, выпущенных на нашу страну с вечера 15 июня по вечер 31 июля, равняется примерно 4 500 тоннам. За этот же самый период Объединенные воздушные силы сбросили на Германию около 48 000 тонн авиабомб с сильными взрывчатыми веществами.

Разумеется, мы стараемся сбросить их на военные объекты, но может случиться, что кое-где они являются причиной человеческих жертв, между тем как оружие врага не имеет иной цели, как беспорядочное избиение гражданского населения.

Я приближаюсь не без некоторой вполне понятной тревоги к деликатной теме — к вопросу об иностранных делах. Я все еще придерживаюсь той точки зрения, которую я высказал в прошлый раз, а именно, что война, вступив в свою последнюю фазу, становится и будет становиться все менее и менее идеологической.

Некоторое смятение умов вызвано было смешением понятий идеологии и идеализма, в то время как между этими двумя понятиями существует весьма ощутимое различие.

Я ценю идеализм как свет, освещающий мысли и надежды людей и побуждающий их к добрым делам, в то время как идеология слишком часто проявляется в форме неправильной организации идей и зачастую может оказаться несовместимой со свободой.

Я радовался, видя поражение фашистской идеологии и предвидя полнейшее искоренение ее в Италии. Я радуюсь предположению, становящемуся теперь реальным и несомненным, что нацистская идеология, возмутительным образом навязанная огромному населению, будет теперь уничтожена до конца.

Те факты и проявления, с которыми мне приходится постоянно встречаться теперь, когда война приближается к своему концу, укрепляют во мне твердую уверенность в том, что, когда она будет выиграна, когда ненавистные агрессивные нацистские и фашистские системы будут уничтожены и будут приняты все меры предосторожности против их возможного возрождения в будущем, возникнет новое братство между людьми, основанное не на грубом антагонизме идеологий, а на общих для всех, простых человеческих идеалах мира, справедливости и свободы.

Поэтому я радуюсь тому, что война становится уже не идеологической войной между соперничающими системами, а такой войной, в результате которой могут возникнуть общие высокие идеалы и значительные материальные выгоды для огромных масс народа во многих, а в конечном счете и во всех странах мира.

С тех пор как я в последний раз говорил в Палате об общем положении, в различных областях его произошли значительные улучшения. Иностранные дела в огромной мере зависят от сдвигов в ходе войны. Успехи, которые я перечислял, создали более благоприятные условия для всех наших дел вообще.

Одним из величайших успехов является весьма значительное улучшение во взаимоотношениях с французским Национальным Комитетом, возглавляемым генералом де Голлем, а также с Правительством Соединенных Штатов. Это возникло отчасти в результате тщательной подготовительной работы, проведенной здесь г-ном Иденом, а также в результате весьма успешного посещения генералом де Голлем Президента Соединенных Штатов.

За последние четыре года у меня было много разногласий с генералом де Голлем, но я никогда не забывал и никогда не забуду того, что он выдвинулся как первый славный француз, встретивший лицом к лицу общего врага в тот час, который, как в то время казалось, был часом гибели его родины и возможной гибели нашей страны. Мне кажется, что будет вполне уместным и справедливым, если он встанет во главе Франции в дни, когда она будет снова возрождена и возродится, сама, чтобы занять принадлежащее ей по праву место в ряду великих держав Европы.