Очарование зла - страница 13
— О, — без тени улыбки отозвался Болевич, — в любом случае это очень холеные клопы, из офицерского вагона. Они обитают в бархатной обивке диванов и жалят генеральские задницы, а это — говядина наилучшего разбора.
— Слушайте, вы циник, — удивилась Вера.
— Разве?
— Да, и еще — большевик.
— Почему это?
— Потому что, как общеизвестно, у королев нет ног, а у генералов — задниц, или вы не монархист.
Он засмеялся:
— Пейте.
Морщась, она проглотила коньяк, отставила стакан лихим движением, но тут же принялась чихать и кашлять, как недовольная кошка, нюхнувшая не того, что надо. У Болевича умиленно задергались губы. Он наблюдал за Верой так, точно был при этой самой кошке преданной старой девой — выражение, на мужском лице почти немыслимое.
«Я его обожаю», — подумала Вера и протянула:
— Какая мерзость! Я один раз только прежде пробовала — мне было так плохо, так плохо, вы даже представить себе не можете, как плохо!
— Зато сейчас вам будет хорошо, — обещал он.
— Сейчас? — Вера прислушалась к себе, подумала немного. Алкоголь благодарно бродил по крови, перед глазами немного плыло. — Да, — признала Вера, — сейчас мне хорошо. Очень странно, что очень хорошо! Ой, — она размашисто покачнулась, — да я совсем… пья-ная!
«Старая дева» пропала; улыбка немного изменилась, но осталась: Болевич смотрел, как Вера, покачиваясь, движется к дивану.
— Я лягу… Вы не обидитесь? — пробормотала она.
— Разумеется нет.
Она плюхнулась на диван, туфли полетели с ног, точно только и ждали дозволения вспорхнуть и сгинуть в углу за буфетом. «Интересно, чем они там занимаются, когда их не видят? И кто из них мальчик, правый или левый?» — подумала Вера, радуясь собственному остроумию и в следующий миг — устыдившись очевидной, на уровне среднего класса гимназии, глупости подобной мысли.
Она подняла глаза. Так и есть: Болевич подошел и внимательно ее рассматривает.
— Садитесь рядом, — приказала Вера. — Садитесь. Рассказывайте!
Он улыбнулся и аккуратно присел в ногах у Веры так, чтобы не касаться ее. Она чуть пошевелилась, отодвигаясь, в надежде, что он подвинется ближе и все-таки дотронется. Но он остался неподвижным. Послушно сложил руки на коленях. Неотразим.
— Что же вам рассказать, Вера?
— Ах, ну что хотите… Что-нибудь интересное о себе…
Он глянул на нее искоса:
— Боюсь, в моей жизни немного нашлось бы интересного. Как у всех. Гимназия, университет. Потом — война.
Она быстро-быстро кивала подбородком.
— Ну да, ну да, это-то и есть самое интересное… Говорите! — приказала Вера и закрыла глаза. — Чему вы учились?
— В университете? Собственно, в нескольких: я учился в Варшаве и в Киеве… Сперва на математическом, а после на юридическом. Курса так и не кончил: началась война, из патриотических побуждений я добровольно пошел на военную службу.
Вера чуть поморщилась:
— Рассказываете, точно анкету заполняете. Сразу видно, что на юридическом учились. А я рекомендовала вас моему Сувчинскому как способного журналиста!
— Я способный… Знаете, Вера, одно время я даже был комендантом Одесского порта. Причем при красных. А под конец Гражданской войны угодил в плен к белым… Повстречал там добровольческого генерала Слащева. Затем — эмиграция, Прага, опять университет… Послушайте, неужели вам интересно?
— Отчасти. Я слушаю голос, — ответила Вера, не открывая глаз. И задала главный вопрос, провокационный: — Чем вы занимались в Праге?
— Я же сказал: опять университет. Юридические дисциплины. У меня даже есть диплом…
Вера погрозила ему пальцем.
— Я кое-что любопытное знаю о вашей жизни в Праге… У вас там был бурный… — Она оборвала себя и пролепетала, уже окончательно проваливаясь в сон: — Ой, все плывет… Марина… А вы где-то далеко-далеко, так все кружится…
— Я, пожалуй, пойду. — Болевич встал.
— Никуда вы не пойдете, — сонным голосом, почти не разжимая губ, произнесла Вера. — Поцелуйте меня. Немедленно.
Несколько секунд он разглядывал ее лицо, на котором боролись решимость и пьяная расслабленность. Он знал, что эти секунды ему простятся. Впрочем, их отпущено совсем немного, пять, от силы семь. Потом нужно будет на что-то решиться.