Очень грязная академия - страница 37

А потом ему сорвало крышу. Как-то моментом превратив его из оборотня, держащего себя в руках, в ненасытного зверя. Чувства обострились, и Луцерн унюхал страх, разлившийся по комнате. Но куда слаще него была нежность, с которой человечка касалась его. Ни одна шлюха из тех девочек, подсунутых отцом, не была такой. Умелые, рассчётливые, они делали своё дело и уходили, звеня монетами в кармане.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Айлин… — прошептал оборотень, теряя связь с реальность.

Часть 37 (24.11)

Лин нравилось, как отзывается оборотень на её прикосновения. Как сжимает кулаки, борясь с желанием взять за голову и направить, как терпит её неловкие движения. Она сама, невольно, заражалась этим безумием страсти, глубоко внутри желая доказать, что она может и сама получать удовольствие от происходящего. Если выберет мужчину. Луцерна она, конечно, не выбирала, но он и не сильно-то принуждал. Такое странное нелепое равновесие, балансирование между двумя крайностями. Оно позволяло сохранять трезвость рассудка.

Подчиняться, слушая вкрадчивый голос, проникающий глубоко в сознание и лишающий воли. Кажется, о чём-то таком говорили женщины, спящие с разумными. О желании служить, выслуживаться.

Провести языком по чуть шершавой коже яичек. Медленно, ловя каждый его вздох. Чувствовать, как в ладонях пульсирует член, ненавидеть это и желать продолжения. Двигаться медленно вверх, поглаживая бугрящиеся вены, дойти до уздечки и щекотать её языком, а потом, преодолевая внутренний барьер, взять в рот так, как он просит, чтобы член оттягивал щёку. И смотреть ему в глаза.

Лин дёрнулась. Почему-то Луцерн не смотрел на неё. Стоял, зажмурившись, а из глаз катились редкие крупные слёзы. Словно ему было больно?

— Я сделала что-то не так? — испуганно спросила она, невольно отступая на шаг.

— Нет, всё именно так, как и должно быть. Прости. Я думаю, достаточно, — оборотень отвернулся, повязывая полотенце вокруг бёдер. — Залезай в ванную и вымойся хорошенько.

— Что произошло? — испуганно спросила Айлин, выполняя приказ. Он был куда приятнее требования сосать, но всё же хотелось понять причину этого странного поведения.

Луцерн подошёл к раковине, открыл холодную воду и подставил под неё голову.

— Есть одно из церковных преданий. Старое и забытое. О том, как появились люди, — медленно, словно не желая рассказывать, начал оборотень, поглядывая на Айлин, отражающуюся в зеркале.

— Мы кара великой матери всем разумным, не пожелавшим её почитать, — шёпотом отозвалась Айлин.

Им часто говорили в детстве, что высшие расы не любят упоминания этой истории. Что об этом лучше молчать, делать вид, что всё идёт так, как должно, не спрашивать ничего.

— Это сказка для людей. Чтобы они верили в своё великое предназначение. Ты ведь знаешь, что храмы разумных и храмы людей это разные здания. И если мы можем зайти в ваш, то вы в наш нет, — спокойно объяснял Луцерн, высушивая волосы магией.

— Потому что мы недостойны…

— Да нет же! — раздражённо перебил оборотень. — Всё не так. Точнее, не совсем так. Поговаривают, что богиня создала две расы. Одна простая, человеческая. Она получилась случайно. Как брак. Почему богиня позволила людям жить отдельный вопрос, но священные тексты говорят обычно, что это дар нам. Как-то так. Важно другое. Что есть ещё одна, тайная, шестая раса. Они выглядят как люди, но людьми не являются. И, когда разумный встречает такое существо, он перестаёт себя контролировать. Желает обладать им.

Айлин фыркнула:

— Да-да, Луцерн. Именно так. Признайся себе, что у тебя просто сорвало крышу от недотраха. Это будет куда честнее.

— Если тебе нравится верить в такой вариант, то пусть будет так. Но что, если…

— Никаких если, — отрезала Айлин, остервенело натирая себя мочалкой. — Не надо давать надежду, Луцерн. Богиня и так накидала этого добра слишком много. Так много, что за ним перестаёшь видеть реальность. Нет, прости. Не хочу.

— Ладно… — немного огорчённо ответил волк.

Ему хотелось поделиться сокровенным знанием. А к тому, что оно кому-то может быть не нужно, жизнь его не готовила.