Очередная задача - страница 5

Кирпичная телега неумолчно мчится в сухих и белых, как извёстка, полях. «Ждём списка на указанную цифру» — отвечает кирпичная телега.

И вот под вечер бесстыдно пьяный спиртом автомобиль выпускает на исполкомскую лестницу Моштакова и его секретаря Веру. Заседавший последний раз городской голова — без шапки, исцарапанный подбородок кровью заменил сорванный галстук.

Чиновники уже сбираются в финотделе, в стеклянных блюдечках, где губка налита водой.

— Составили, — говорит Моштаков хрипло.

Тройка оглашает список.

Конечно, Моштаков может внести свои деньги, но за трудную работу, проделанную им (его почти избили), он может же попросить о снисхождении. Он свои пять тысяч, как это ни трудно, — внесёт, но озлобленные граждане — да, людям ох как много можно простить — за противоречия и указания Веры на некоторые наши общечеловеческие слабости и недостатки, постановили обложить генерала Татищева на три тысячи рублей. У моей жены остались кое-какие вещи, а что может собрать Татищев, живший на пенсию?.. В последнее время ему и в пенсии отказано. Квартирка в три комнаты, одни медали, а мы знаем — как покупают сейчас медали…

Вера молчит, от усталости и непонимания у ней выступают веснушки; голубенькая ленточка глаз неумело краснеет. Ей трудно в этом огромном списке найти себя и отца; список дальше — человека в солдатской шинели; она подходит к нему, кивает головой и говорит растерянно: «да… да…».

Шнуров прячет пальцы в холодные и широкие (такие теперь амбары и склады) рукава шинели. Он сосредоточенно, словно совсем о чём-то другом, говорит коменданту:

— Почему вы здесь не топите? Дров нет, — сломать конюшни и — вытопить… А то не жрамши и ещё в морозе.

Он быстро подсчитывает фамилии, суммы. Оказывается — сто сорок восемь. Он пересчитывает ещё раз, нет, правильно, — сто пятьдесят. Меж бровей ложится холодная морщина, словно весь список поместился туда; он пожимает руки — благодарит — членам тройки и немного напыщенно отвечает Моштакову:

— Удовлетворить ваше ходатайство о гражданке Татищевой не могу. Если мы сами будем сбавлять или прибавлять суммы контрибуции — для чего же заставлять буржуазию производить раскладку? С одиннадцати часов финотдел начинает производить приём денег и золота; если в сутки деньги не будут внесены, — произведём выемку и немедленный расстрел отказавшихся. Копию списка можете взять себе, по этому списку внизу выдадут пропуска на всю ночь.

Ночью чёрные ходы гостиницы «Гранд-Отель» наполнились шорохом, шёпотом, запахами выцветших духов. На обледенелых площадках — ах, двери казались меньше ступенек — в тонкую дверь надо стучать, как в сердце, потому что он — старый партийный работник и привык в тюрьме чутко спать.

Он отворяет дверь — сначала под ногами снег (это от шуб), затем под головой толпа. Горит сальная свеча в привычных руках коридорного, нет, они не на коленях — так значительно легче — они жмут ему локти, трогают ласково за руки. Он ещё сонный, в волосах его словно шорох бумаг, во сне он видал длинные очереди с резолюциями.

Голос у него необычайно широк; все шипят, приседают. При виде их дрожит испуганно свеча коридорного:

— В чём дело-о?..

Да, это они знаменитые конские заводчики (у них прыть едва-едва осталась в зрачках), они впереди везде, — из них один у Керенского в правительстве был, — они суют ему мотивированные заявления, все на чудеснейшей бумаге машинками, у которых буква легче нежнейшего поцелуя. Они не могут заплатить.

Их гонят, захлопывают дверь, — но вся его комната наполнена стаей телефонных звонков. Он никогда не замечал — такое количество аппаратов. Телефоны в пятьдесят голосов (ему в заседании тройки член коллегии ЧК говорил — нет одинаковых людей, умирают все по-разному, а хуже всех — спекулянты) — и все голоса похожие. Важное, экстренное, экстреннейшее.

— Контрибуция?

— Конечно, конечно, вы понимаете!

Трубка катится по столу, а в ней ещё пищит список.

— К чорту!

Телефоны звонят ещё — словно бьётся мёрзлое стекло.

Он, уже спокойный, чуть длинный ростом (может быть, от струи — вода удлиняет человека), льёт воду в таз. Ещё темно, умывшись, он поедет в исполком — сегодня, несомненно, выяснится политика профсоюзов в деле взаимоотношения хозяйственных и союзных органов.