Очерки Мордвы - страница 19

.[3]

По средине его врывали небольшие столбики с поперечно положенным на них брусом, на этот брус навешивались котлы, в которых варили мясо жертвенных животных. У южных дверей ставилась хума, стол, устроенный в роде банного полка; на нем разрезывали сваренное жертвенное мясо на столько кусков, сколько человек участвовало при богомолье. На восточных столбах (тер-жигат) были развешиваемы кожи, снятые с приносимых в жертву животных. В старину все кожи оставались навсегда на этих столбах, а в последнее время их продавали и на вырученные деньги покупали соль к следующему богомолью.

Все эти ограды и столбы кереметей в свое время были тщательно истребляемы русским духовенством при помощи земской полиции, особенно при обращении Мордвы в православную веру в сороковых годах прошлого (XVIII) столетия, вследствие чего в некоторых местах происходили даже столкновения полицейских чинов с вооруженными язычниками. Истребленные мольбища не раз были возобновляемы. Мордва, и по обращении в христианство, от времени до времени продолжает совершать моления по обрядам старинной своей веры, для чего обыкновенно накануне или за день до назначенного жертвоприношения ставятся столбы, нужные для совершения обряда, но мольбища не обносятся никакою загородкой.

Керемети, на которых приносились жертвы от одной только деревни, отличались от больших, волостных, только обширностью: та же ограда, те же столбы и та же кухня. Впрочем, ограда на деревенских мольбищах, как сказывают, и в старину устраивалась в редких случаях.

На кладбищах совершали молитвы на самых могилах, которые большею частью бывали покрыты срубами из бревен, венцов в пять, и тесовою крышей, то есть точно так же, как нередко покрывались могилы и в наших селах. Моления на кладбищах, при совершении которых все участвующие ели и пили приготовленные дома блины и другие кушанья и пили пиво, почти совершенно сходны с нашими поминками.

Домашние моления и жертвоприношения совершались или на шестке печи, или на загнетке,[4] или на камне кардо-сярко. Среди каждого мордовского двора была положена вровень с землей каменная плита, большей или меньшей величины, а под ней вырыта яма, куда, закалая животных для домашних жертвоприношений, спускали кровь. Даже и в таком случае, если какое-либо животное закалывалось не для жертвоприношения, а просто для обеда, Мордва резала его посреди двора и, поднимая плиту, спускала кровь в находящуюся под ней яму. Пролить кровь животного (кроме птичьей) в другое какое-либо место, по понятиям Мордвы, — грех непростительный, он навлекает на весь дом проклятие. Камень этот посвящен мордовскому домовому богу, Кардас-Сярко-озаису, и называется кардо-сярко.

У Мордвы не было ни жреческого класса ни жрецов, которые бы на срочное время или пожизненно сохраняли за собой эту должность. Домашние моления и жертвы обыкновенно совершал старший мужчина в доме, а в известных случаях старшая женщина. На кладбищах они же, каждый над могилами своих предков. Но для совершения молений и жертв на общественных, мирских, волостных молянах каждый раз избирались, по общему согласию, несколько человек из уважаемых миром стариков, которые вообще назывались атепокш-тей, то есть хорошие люди. По большей части должность старшего из них (прявт у терюхан и эрдзядов, инятя у мокшан) исполнял старший по летам житель той деревни или волости, и всегда почти эта должность соединялась с должностью деревенского или волостного старшины. Таким образом он был и жрец, и судья, и хранитель общественного имущества, и представитель общины перед правительством. Прявт у эрдзядов и терюхан занимал свою должность пожизненно, но всегда мог отказаться от нее по старости, по слепоте и пр., мог быть и лишен своего звания по общему согласию всех домохозяев деревни или волости, если бывал замечаем в каких-либо, несообразных с должностью его, поступках.

Прявт (собственно значит „голова") не был жрецом. Он не приносил жертв, не возглашал молитв, но был старшим из предстоявших на молитве. Ему первому подавали кусок жертвенного мяса, ему подавался первый ковш жертвенного пива, он собирал людей на молитву, он распускал по домам молящихся, но сам не совершал никаких обрядов. У него в доме хранились священные ковши, рычаги, парки (кадки), жертвенные ножи и другая утварь, нужная для молебствий. Он же назначал и день молебствия. Хотя мордовские праздники, как мы уже сказали, совпадают во времени с праздниками христианскими, но Мордва не разумеет календаря и потому каждый раз спрашивает прявта, в какой день он велит приготовляться к жертвоприношению тому или другому божеству. Он сам, как умел, считал дни, а со времени распространения христианства узнавал от православных священников, в какой день будут праздновать тому или другому святому, отожествленному с одним из мордовских божеств, и в ближайшую к тому дню пятницу (день, почитаемый языческою Мордвой так же, как у нас воскресенье) назначал жертвоприношение. Один старик из эрдзядов в деревне Сарадон (Нижегородского уезда) сказывал нам, что во времена стародавние у них на общественных молениях первое место занимали „панки" (князьки), а когда они перевелись и „вся Мордва пошла под белаго (русскаго) царя", то место их заняли выборные прявты.