Очерки по истории советских корейцев - страница 4
Согласно закону, если в одной семье было четыре человека, способных нести военную службу (например, отец и три сына), один из них освобождался от воинской повинности. На практике же эти повинности несли все мужчины, даже если их было восемь человек. Со стариков, достигших 61 года и, следовательно, подлежавших освобождению от воинской повинности, чиновники, уменьшая их возраст, продолжали беззаконно взимать военный налог. Вследствие этого нередко один крестьянин выполнял воинские повинности за 3-4 человек.
В конце XIX в. жесточайшие формы феодальной эксплуатации привели к тому, что крестьяне не могли обеспечить свои семьи даже самыми необходимыми средствами существования. Они были вынуждены заниматься побочными промыслами, которые также облагались налогами.
С рыболовных лодок пошлина взималась в следующем размере: с большой лодки – три куска материи, со средней – два куска, с малой – один кусок. Иногда в казну отбиралась 1/5 часть годового улова рыбы («Тэден тхон пхен» («Свод законов»), т. II, Сеул, 1845). Кроме того, с рыбаков взималась особая подать за рыболовные места. На юго-западе полуострова за лучшие места взимали 300 рыбин, за средние – по 150 и за худшие – по 75.
Сбор с соляного промысла составлял четыре мешка соли в год с каждого котла.
Ремесленники в отношении платежа промыслового налога разделялись на три разряда: ремесленники первого разряда вносили ежемесячно девять кусков материи, второго разряда – шесть кусков и третьего – три куска. Заводы, занимавшиеся выплавкой железа и чугуна, платили весной один кусок материи, а осенью 15 ту риса (В связи с изменением налоговой системы в 1894 г. многие продуктовые налоги были заменены денежными).
Характерной чертой налоговой системы являлась ее децентрализация. Органы центрального правительства – не только министерство финансов, но и ряд других ведомств – устанавливали общий размер налогов и податей. Сбор же этих налогов и податей лежал всецело на местных властях, которые отправляли определенную сумму в Сеул, а остаток расходовали на месте совершенно бесконтрольно. При такой постановке дела перед провинциальными властями открывался полный простор для усиления эксплуатации крестьянина.
Тяжесть феодального гнета усугублялась для крестьян сочетанием его с эксплуатацией со стороны торгово-ростовщического капитала, который, по характеристике Маркса, присасывается к существующему способу производства, как паразит, высасывает его соки, истощает его, и воспроизводство совершается при все более жалких условиях. На примере Кореи полностью подтверждается, что «ростовщический капитал тем сильнее развивается в стране, чем больше производство в массе своей остается натуральным, следовательно, ограничивается потребительной стоимостью» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. XIX, стр. 160).
Ростовщичеством в Корее занимались купцы, содержатели трактиров, богатые крестьяне. В роли ростовщиков выступали также помещики и само королевское правительство.
Ростовщические операции производились феодалами в масштабе целой страны, по системе «зерновой ссуды» – хвангок. Сущность этой системы заключалась в том, что ежегодно весной из государственных складов крестьянам выдавалась ссуда зерном, которую они возвращали осенью со значительными процентами. Созданная под предлогом помощи населению в голодные годы эта система в руках феодалов и чиновников превратилась в орудие чудовищного грабежа народных масс.
Каждый губернатор провинции через подчиненных ему уездных начальников каждый месяц узнавал о том, каковы цены на зерно в уездах, после чего начинал спекуляцию зерном. Если, скажем, цена 1 сок зерна в одном уезде равнялась 1 нян, а в другом-1,5 нян, то он продавал 2 тысячи сок государственного зерна во втором уезде и получал 3 тысячи нян. Тем временем по его распоряжению в первом уезде закупалось 2 тысячи сок зерна для восполнения общего количества возвращаемого по ссудам зерна. В результате подобной операции губернатор получал тысячу нян прибыли.
С крестьян взимался дополнительно так называемый корабельный сбор – на расходы по транспортировке зерна в столицу, а также провинциальные сборы (дополнительные поземельные налоги), сборы на покрытие потерь зерна в пути следования и пр., которые в общей сложности иногда в десятки раз превосходили фиксированную сумму налога. После уплаты арендного взноса землевладельцу, различных налогов и долг’ов у крестьян-арендаторов в среднем оставалось не больше одной восьмой части собранного урожая. Трудящиеся массы крестьянства разорялись.