Очерки жизни и быта нижегородцев в начале XX века. 1900-1916 - страница 22

Объяснения рабочего Щедрова подтверждались многочисленными свидетелями, и дело казалось совершенно бесспорным. Но заводский юрисконсульт Базилинский, соблюдая интерес хозяев-акционеров, из кожи вон лез, стараясь его запутать. Правда, он не смог лишить кочегара денег, заработанных им тяжелым трудом, но сумел, перенося дело из инстанции в инстанцию, оттянуть окончательное решение более чем на два года. Лишь в марте 1903 года, после постановления правительствующего Сената, Евгений Щедров получил, наконец, свои 357 рублей с прибавкой 4 рублей на судебные издержки и 20 рублей на уплату адвокату.

Шесть дней в неделю сормович напрягал мускулы в цехе или мастерской, с нетерпением ожидая покоя для рук и мозга. Воскресный отдых был почти единственным светлым пятном в жизни рабочего-металлиста. Воспоминаниями о воскресном дне сормович тешил и подбадривал себя всю следующую неделю.

Спору нет, некоторая часть рабочих, преимущественно — пришлый элемент, отдавали свой досуг посещению тридцати местных трактиров, игорных притонов и шалманов. Но не это определяло в первые годы XX века жизнь Сормова в праздничные дни. Не особенно влекли и две сормовские церкви, да и мало их было на 28 тысяч жителей. Размашистое веселье на улицах — вот что определяло лицо отдыхавшего в нерабочий день заводского села.

На три части делились праздничные сутки.

С утра до обеда, то есть до полудня, все Сормово можно было увидеть стоящим, сидящим или лежащим на зеленых лужайках перед домами. Малые играли в козны, лапту или городки; пожилые вели степенную беседу о делах на заводе, о происшествиях в губернии, о «мировых событиях» — в те годы шла война в Южной Африке, кроме того, Европа «усмиряла» китайцев.

После воскресного семейного обеда улицы и обширные площадки «У рощи», «На песках», «За Старой Канавой» оказывались целиком во власти той части сормовской молодежи, которой не по душе было торчать весь день в питейных заведениях. «Молодняк хороводы водит», — говорили, покровительственно улыбаясь, пожилые сормовичи. Это следовало понимать, конечно же, не буквально: в России того времени давно уже позабылись, даже по селам и деревням, старинные хороводы, место их заняли «русская кадриль» и ее разновидность — «кадриль-ланце». В последнем танце, наиболее распространенном в Сормове, юноши и девушки партиями, поочередно приближались друг к другу, напевая тут же придуманные шутливо-озорные встречные куплеты.

Танцевали под тульскую трехрядную гармошку. Кончалось же традиционное сормовское уличное веселье только с наступлением темноты. Но музыка и пение на улицах большого рабочего села не прекращались: подвыпившие парни вдвоем, втроем или вереницами со свистом и гиканьем выходили из трактиров на улицы, и воздух наполнялся переливами прославленной «сормовской с перебором». Короткие «запевки», они же «коротышки» или «частушки», прорезывали ночную мглу. «Молодые гуляют!» — тревожно восклицали отцы и матери, покрепче затворяя двери и окна в одноэтажных домах, стараясь одновременно удержать дома подрастающих девчат.

Но и сквозь закрытые наглухо оконные ставни слышалось:

Пение замирало вдали… Но на рассвете сонные улицы вновь оглашали поэтические откровения возвращающихся гуляк:

Впрочем, не стоит думать, будто Сормово в начале XX века лишено было развлечений более высокого культурного уровня, чем уличные пляски и пение. Еще в 1897 году усилиями сормовских учителей и заводских интеллигентов была устроена для рабочих народная библиотека-читальня с особым залом для концертов и театральных представлений. Скоро появились сразу два кружка актеров-любителей: один из рабочих, другой из служащих.