Од - страница 6

стр.


Пауза.


Об этом разговоре Панин знает.


Семенов

Тебя просил он с нами говорить,

но так, чтоб самому в тени остаться.


Шаповалов

Примерно так.


Семенов

Ну ладно, мы с тобой

проверенные, преданные люди,

но вот зачем ты Гурину открылся?

Тот глуп и ненадежен.


Шаповалов

Слово в слово

я Панину сказал, но он упрям,

и он уверен в преданности Гриши.


Семенов

Ну, с ним мы разберемся, а Ланская…


Шаповалов

Все к одному идет: мне принесли

сегодня списки принятых – и что?

На первом месте там Сергей Берсентьев.


Семенов

Да полно, тот ли?


Шаповалов

Тот. Я проверял.

Мы после смерти Луцкого о нем

забыли думать, но он объявился,

и Егерь поручился за него.


Семенов

Все это странно. Егерь и Берсентьев –

я не пойму, что связывает их.

      ИНТЕРМЕДИЯ


Берсентьев

Этой страны

гибель недалека,

тьма обступила.

Высохшая река


времени не дождется

новых больших дождей,

нет и подземных

вод никаких у ней.


Ходики встали,

недвижны, как хмарь-тоска,

если не тронет

маятника рука,


а подтолкнешь чуть

стрелки, поднимешь груз –

тикают нервно,

всяких лишившись уз,


связывавших движенье

времени с ходом их,

бить будут полночь,

будто со слов чужих.


(Оборачивается в сторону хора и Корифея.)


Если начнется

мелочная возня,

забота какая,

ты не буди меня.


Даже и пьяный,

плохо ночами сплю.

Как все погибнет:

сам ли я погублю,


рухнет под весом

собственным в нужный час, –

разницы мало,

как похоронит нас.


      СЦЕНА 3


Средняя московская мещанско-интеллигентская квартира. Приличная убогость по всей видимости вполне устраивает хозяйку, которая так и старается подчеркнуть невзрачность обстановки тщательной уборкой и всякой сувенирной продукцией в книжном шкафу.


Арина

Я слышала, ты принят. Поздравляю.


Берсентьев

Я должен бы тебя благодарить:

твои рекомендации в цене

у публики, до подвигов охочей.


Арина

Оставь свой тон. Довольно и на встрече

ты нашутился – Егерь говорил,

что, слушая тебя, едва сдержался.


Берсентьев

Сдержался Егерь, слушая меня,

сдержался я, стараясь с ним не спорить, –

взаимоуваженье наше стоит

твоих рукоплесканий и похвал.


А ежели пенять изволишь мне

на тон, на смех, за шутовской личиной

не видишь сердца пламенного ты –

я удивлен, обижен, ошарашен.

Как не узнать невидимые слезы

за смехом видимым.


Арина

       А слезы эти есть?


Берсентьев

Смех точно есть, а значит, будут слезы.


Арина

Ты не серьезен.


Берсентьев

Плох тот заговорщик,

который тих, задумчив и серьезен.


Не шахматы – азартная игра:

что сдали – тем играешь; как придется,

бросаешь карты – вдруг да угадаешь,

дурацкий ход случайно будет в масть

и невзначай спасет твою фортуну.


Примерно так…


Арина

Мы не играем – наша цель ясна

и благородна…


Берсентьев

Да-с, и благородна…


Уволь меня от этих разговоров.

Во всем другом, ma chère, к услугам вашим,

но мне претит высокопарный слог

вот этот ваш – как можете вы им

так связно изъясняться? Не смеясь?


Других не хуже Обществу служить

Берсентьев сможет, умереть сумеет

других не хуже, это ремесло

нехитрое. Все будет в лучшем виде:

поможет Бог – наверно, победим,

а не поможет, так и проиграем…


Что до того, зачем я к вам пришел,

сама ты знаешь… По твоим следам…

И как они петляли, так и я

маршруты выбирал. А по-другому

я б век не знался с вашей шелупонью.


Арина

Ах шелупонью…


Берсентьев

       Не хотел обидеть.


Арина

Ты сам-то кто?


Берсентьев

Я?

Общество сильней

попутчиками. От бойцов идейных

в иных делах не польза, вред один.

Неправильно вам ставить на одних

фанатиков – примешивайте к ним

за модою гонящегося дурня

и тех, кто с вами следует, блюдя

бубновый интерес, корысть свою.

Сподручнее не молотком единым,

но разным инструментом строить дом.


Арина

Я думала, все будет по-другому,

торжественней; а зря ты отказался

от Ритуала: я люблю его

торжественный, неумолимый строй,

мерцанье свеч, глухие голоса,

поющие таинственную песню,

а я с тобою рядом как твоя

наставница.


Берсентьев

Я знаю этот фарс.

Ты помнишь, для чего он был задуман?

Он есть проверка, оселок: тот, кто

прошел его во тьме и полуголый,

тот не годится для серьезных дел,

поскольку глуп, поскольку всякий бред

готов принять за чистую монету,

и шут не то что я, а настоящий,

природный шут, кто верит шутовству

чужому. И еще: когда поймают,

а он расскажет, как в одних трусах

бродил по подземелью, песни пел, –